Солнце земли Русской

Хороши, ничего не скажешь, были шлемы и у многих других рыцарей. У Фридриха фон Моргенвега на голове сидел огромный коршун, тоже развернувший крылья, чтобы лететь на добычу. Правда, тяжеловато, должно быть, в таком шлеме, шею надо иметь даже не дубовую — чугунную. Рогир фон Стенде нес на голове целую бычью голову из меди с округлыми, вывернутыми назад рогами. У Габриэля фон Тротта в разные стороны растопыренно торчали рога. И у многих шлемы были рогатые или крылатые. У некоторых, как, например, у Дитриха фон Альзунга, из темени шлема торчала когтистая орлиная лапа. А братья фон Прегола имели на шлемах лапу львиную, Андреас — правую, а Михаэль — левую. Иные несли на шлеме пышное птичье оперение. У Клауса фон Бикста на макушке красовался конный всадник. У братьев фон дер Хейде, недавних фогтов, изгнанных из Плескау, — ощерившиеся псы. У Бруно фон Вельбарка — рука с указующим перстом. Винтерхаузен на свой шлем настоящий человеческий череп нахлобучил. Но, без всякого сомнения, самый изысканный шлем был у Йоргена фон Кюц-Фортуны — круглый, в виде черной тучи, на вершине которой, касаясь шлема одной только ножкой, летела сама богиня счастья с длинным мечом в руках. Умелец Антонио из Венедига изготовил сей непревзойденный шлем в Мариенбурге по личному заказу Йоргена. Он же выковал ему и пышные доспехи — пластинчатый панцирь на толстом кожаном основании, узорчатые наплечники, наколенники и щитки.

Род Кюц-Фортуна был древним, далекий предок Йоргена сражался с венграми под началом Генриха Птицелова и особенно отличился в битве при Риаде, где и получил от самого императора свое замечательное прозвище, означавшее «поцелуй Фортуны». Клотар фон Кюц-Фортуна служил при Генрихе IV, а его племянник Андреас шел в Палестину вместе с войсками Фридриха Барбароссы и лично видел, как тот утонул в речке Селефе. Потом род изрядно захирел, но Теодорих фон Кюц-Фортуна возродил его из пепла, доблестно служа у гроссмейстера Генриха фон Зальца.

И вот теперь его сын, Йорген, шел в поход на русичей, неся в левой руке красный щит с изображением богини счастья, но уже не с мечом, а с рогом изобилия, из которого лезли и почти уже сыпались плоды. Красивей ни у кого не было щита! Да и белоснежный плащ, украшенный черными крестами, был на Йоргене из наилучшего диксмёйденского сукна. И конь, купленный им в прошлом году на Вербное воскресенье и потому носящий прозвище Пальмен, вызывал восхищение всего рыцарства — бурый бранденбургский тяжеловес, наученный во время битвы кусать врагов и их лошадей. Умница необыкновенный. Когда после недавнего боя у селения Мост бросились было догонять удирающих русских, некоторые напоролись на разбросанные коварными русичами кованые шипы, а Пальмен при виде первой упавшей лошади встал как вкопанный и ни шагу вперед, а не то бы, глядишь, и он напоролся. А ведь за него было уплачено, шутка ли, двести марок серебром.

В этой битве Йорген фон Кюц-Фортуна отличился не менее, чем его далекий предок в сражении при Риаде. Ведь это именно он пронзил своим длинным французским копьем одного из главных русских полководцев, которого русичи с огромным трудом сумели вынести с поля боя, но вряд ли они сумеют его спасти, ибо удар был точный и смертельный — в правую половину груди. Жаль, не удалось захватить поверженного врага — так хотелось срезать с него подбородок вместе с длинной и красивой бородой соломенного цвета, она могла бы стать украшением в имении Йоргена на морском побережье под Виндау.

Теперь надо было ждать, покуда будет одержана победа в грядущем сражении, и только потом разыскивать труп сраженного им воеводы. Он вместе с Вельвеном много ездил по Гардарике, хорошо изучил этот народ, не знающий ни в чем чувства меры. Если русич доблестный и честный, то эти доблесть и честь распирают все его существо и вываливаются наружу, как плоды из рога изобилия. Такому предложи всё богатство Тевтонского ордена за клочок земли под Новгородом, он не уступит. А если русич подлец, то он и подлец наиподлейший, за один зольтинг[117] продаст всех своих соседей и всю свою родню в придачу.

В бою у Моста русские потеряли убитыми более двадцати своих воинов. Одному из них Йорген отрезал голову и хотел привесить на грудь Пальмену для устрашения, но коню это не пришлось по вкусу, он храпел и беспокоился. Пришлось отвязать и выбросить. Быть может, и правильно — подобное зрелище способно было не только устрашить русских, но и разъярить их пуще меры, не тот это народ, который можно устрашать подобными ужасами, они от них только звереют.