Минутная слабость. Мысль о непоправимом увечье. Недостойно его. Но как же страшно было так лежать все долгие часы, впервые без лекарства - и тем не менее, без боли! Все болело. Руки, пальцы, шея, голова. Даже глаза и зубы. Напряжение, уходя, оставило за собой дикую боль во всем теле. Точнее, в его верхней половине. Там, где он еще был жив.
Наконец, пришел и Оин.
- Ран у тебя серьезных нет, - начал он тут же с ходу, сонный и уставший, - дядька твой – тот бедовый гном…
- Жить будет? – не своим голосом воскликнул Фили, приподнимаясь на локтях.
- Хромать будет, - мрачно ответствовал лекарь, - надо было его сразу в постель уложить. Теперь поздно уже… но хватит. О тебе. У тебя сильный ушиб позвоночника. Кровоснабжение цело, внутреннего кровотечения нет. Давай-ка проверим…
Тыкал иглами, сжимал своими сухонькими пальцами, и через полчаса провел точную границу. Границу между уже мертвым телом и еще живым.
- Запоминай, Фили, это очень важно, - нажал голосом старый гном, - пойдет выше – скажи мне.
- А с этим что-то можно сделать?
- Можно попробовать, - глядя ему в глаза, сказал Оин, и отвернулся.
Подождав, добавил тихо:
- Там Ори. Я ее не пустил, но сейчас… что думаешь?
Днем раньше Фили звал бы ее первой. Знал, что девушка волнуется. Знал, что ей без него не лучше, чем ему без нее. И точно так же, как он отшвырнул от себя нож – не своим голосом рявкнул:
- Нет ! Только не Ори!
И Оин ушел, поспешив оставить принца в одиночестве.
…
Дни тянулись невыносимо медленно. Один, два, три. В одну сторону ехали люди, в другую - эльфы, а потом все снова возвращалось на круги своя, наступала тишина. Фили смотрел перед собой, сложив руки на груди, и почти не слышал Кили, который утешал его, чем мог. Говорил о том, что есть надежда, спрашивал поминутно, как старший брат себя чувствует, суетился и беспокоился по любому поводу.
И не реже раза в три минуты говорил об Ори. Пытка была страшнее любой другой, а потому младшего пришлось прогнать. Теперь Фили остался один.
Когда Оин зашел к нему в следующий раз, перед старшим принцем лежали бумаги, чертежи, а напряженный Нори записывал что-то под диктовку.
- Мою долю из сокровищ Эребора… - Фили задумался, - в равном объеме разделить между моей матерью, дочерью Траина, и Ори. Ей в приданое…
Нори покосился на принца с сомнением.
- Думаешь, она возьмет?
- Думаю, что это неважно. Если не возьмет она, возьми ты. Ты ее брат и заботишься о ней.
Нори, необычно серьезный, вздохнул. В шатер заглянул с виноватым лицом Кили. Убедившись, что брат, хоть и закатил глаза и тяжко вздохнул, не гонит его, захромал к его койке.
- Оин, ну как?
- А? Ты сам чего встал? Лежал бы.
- Ковыляю понемногу, не могу больше лежать. Фили… я не со зла. Пусти ее! - Кили умоляюще посмотрел на старшего. Тот лишь покачал головой.
- Как дядя?
- Ну… он не очень сейчас разговорчив. Только с Бильбо беседует часами. Мне велел убираться и лежать. Про тебя спрашивал.
- Что ты ему сказал?
Кили нахмурился.
- А что я мог сказать? Он сказал, сам встанет и придет.
И потянулись снова часы. Фили цепенел, боясь визита Торина и ожидая его. Но Торин не пришел. Ни в этот день, ни на следующий. Лишь к исходу третьего его, бледного и осунувшегося, доволок верный Двалин, и узбад долго смотрел на племянника с молчаливым отчаянием в глазах.
- Как ты?
И Фили говорил, стараясь, чтобы голос звучал ровно и даже беспечно. Лгал так, как никогда прежде в жизни. Старался не показать своего состояния даже Кили, а что и говорить о дяде, которому каждая смерть и рана гномов ложилась тяжестью на сердце. Лгал Фили о том, что скоро встанет, что надеется выздороветь, что чувствует себя лучше.
И в то же время понимал, как неубедительно звучат его слова. Но не мог, не имел права показать, что терзает его изнутри, какая боль и какой дикий страх затаился в глубине души.
Только вечером, когда все ушли, оставив его одного, он отбросил одеяло прочь и нашел в себе силы посмотреть на свои ноги. Смотреть было страшно. Еще страшнее - понимать, что теперь это - лишь ненужный, бесполезный груз из мертвой плоти, ему больше не принадлежащий и не подчиняющийся.
Подавив вдруг подступившую тошноту, Фили закрылся одеялом до горла и закрыл глаза.
…
Когда на губах он ощутил вкус миндаля, то сквозь сон уже знал: это Ори изыскала способ прокрасться к нему, обойдя все преграды и его запрет.
- Милая! Я не хотел показаться тебе таким, - он поспешил оправдаться, понимая, что ругать ее бесполезно и нечестно.
- Без тебя, без любого тебя - как мне там, снаружи? - гномка тихо шептала это, целуя его снова и снова, припав грудью к краю койки, - Фили! Там столько людей, столько эльфов! Они все смотрят на нас, на меня смотрят…
- Тебя обидел кто-то? - стиснул Фили зубы. Девушка замотала головой:
- Кроме тебя - никто. Зачем ты завещание писал? Да еще такое?
- Послушай меня, Ори. Может так статься, что я… - он не знал, как смягчить то, что собирался сказать, но она только закрыла ему рот рукой.
- Я без тебя не стану жить, - твердо повторила Ори, утирая слезы с лица и глядя ему прямо в глаза, - помнишь, я говорила тебе раньше?