— Не каждая история любви стоит на честности и бескорыстности, кэрр Акрош. Ты должен знать, что есть такие всепоглощающие чувства, от которых горят не просто королевства, но все земли: от края до края вспыхивая бесконечной войной и яростным пламенем, в котором и сами старые боги могут проснуться.
Я не стала дожидаться его ответа. Моих подсказок достаточно, чтобы такой человек справедливости, как Акрош, мог отыскать правду в том, что происходит. И будет хорошо, если он встанет на мою сторону, когда придёт время. Я стянула с его лица повязку, обхватывая руками виски и вынуждая открыть пустые белые глаза.
А потом выудила из-за пазухи брюк маленький нож и полоснула по свежим ранам на своих руках и призвала ариус. Всего небольшое напряжение, но от него сдавило до рези желудок, и я непроизвольно охнула, отчего Акрош вздрогнул, спрашивая, что происходит. Я промолчала и настроилась на лечение, создавая в воздухе серебристые прообразы его глаз, пытаясь разгадать, что именно с ними не так.
Кровь стекала по запястьям к локтям, падая на винные следы на простыне. Ржавый запах смешался с виноградным, и мне почудился аромат сирени, от которого во рту появилась горькая с медным привкусом слюна. Я продолжала отыскивать новые следы огня в его глазах, а когда нашла, напряглась, создавая в воздухе тончайшие сетки, что должны были заменить поражённые места. От напряжения кружилась голова, никогда прежде мне не удавалось ничего подобного, и я всё тоньше и тоньше делала сети, прежде чем медленно внесла их в лицо Акроша, устремляя вглубь глаз.
Не сразу, но Акрош сильно задышал, и сквозь сомкнутые зубы раздалось мычание боли, а потом он рухнул на подушки, выгибаясь дугой и прикладывая руки к щекам.
— Проклятье, что за боль! — закричал он, раздирая глаза, но я не останавливалась.
Теперь внутренним оком смотрела в него, всё новые и новые сети набрасывая на повреждённую сетчатку. Он оттолкнул меня ногой, и я упала на пол, но не потеряла концентрацию. На его вопль сбежалась прислуга, кажется, кто-то пытался оттащить меня от постели, а я всё не унималась, не видя ничего, кроме дна его глазных яблок. И продолжала, пуская по воздуху свою кровь, и в какой-то миг всё было кончено, потемнело в глазах, а Акрош умолк.
В тишине раздался его голос:
— О святая Клэрия, я вижу!
А вот я не видела ничего. Безуспешно растирая глаза, убеждалась в абсолютном мраке, павшем на меня. Я ослепла. И это осознание вызвало такое мощное головокружение, что меня вновь вырвало. И в воздухе отчётливее встал запах цветов, будто вошла в рощу только что распустившиеся сирени.
Глава 19. Слепота чувств
Никлос
Один лишь взгляд на неё вызывал тяжёлое, как спёртый воздух над болотом, бешенство, от которого темнело в глазах и заходилось сердце. Он был готов наброситься на девушку, подвешенную за крюки к потолку в ещё не успевших просохнуть тряпках, босую и с кровоточащими шрамами от волос-лезвий шелки. Она могла бы вызвать в нём жалость, но слова утопленниц чётко дали понять — Анка защищала подводного короля.
Шелки напали во время заключения договора с Агондарием, а значит команда Се́дова перешла на сторону его врагов. Вместе с предателем Деяном Адегельским, к остаткам семьи которого король так благоволил. На корабле не видели Артана Гадельера, и Ник гадал, где же притаился его бывший лучший друг. Он чуял, что Арт в центре новоявленного заговора и необходимо как можно скорее узнать, в чём его суть. И Анка Асколь — единственный способ во всём разобраться.
В камере кроме короля находился лишь невозмутимый Богарт, неоднократно участвовавший в подобных мероприятиях, поэтому, когда глаза Анки открылись, взывать к милосердию было не у кого. Присутствующих интересовали только ответы на вопросы.
— Мой король…
Хрипотца в голосе девушки когда-то заводила Никлоса, теперь же вызвала гадливость, будто перед ним находился дурно-пахнущий предмет. Она подтянулась, морщась от боли в мышцах, оценивая, как плотно кандалы облегают руки. Звякнули цепи, натянулась цепочка крепления до стены.
Анка ощутила на шее сдерживающий ошейник с иглами внутрь, чтобы она не вздумала пытаться обратиться. Скосив глаза вниз, увидела, что её стопы погружены в таз со льдом, так холод помешает призвать огонь. Она про себя усмехнулась. Лёд в сравнении с пламенем внутри — всего лишь водичка, мгновение пара, прежде чем она сожжёт эту комнату дотла, вырываясь огненной птицей из темницы Лакраш.
— Ох, кэрра Анка Асколь, ты подавала такие надежды. Была так верна мне и преданна. Что подтолкнуло тебя на тропу лжецов? — мягко спрашивает король, вставая чуть ближе, разглядывая кровоподтёки на женском некогда безупречном лице.
— Уж кто бы говорил о лжи, мой король, — повторилась она, медленно проводя языком по губам. — Некоторая правда была так глубоко похоронена твоими словами, что грядущее чудо станет для всех почти святым откровением. И люди зададутся вопросом — чего же ещё стоит ожидать от того, кто привечает старого бога, кто предаёт свой народ, обманывает друзей и истязает женщин? Этот ли король им нужен?