Они вглядывались в приближающийся старый пароход, потёртые бока которого могли подбросить бывалым репортёрам столько историй, что хватило бы не на одну, а на десяток самых пиратских статей.
Но дело было не только в пиратах старого парохода, но и в том, что на его знаменитой палубе к Японии приближались два человека, в обнимку просидевшие десять лет в одной льдине.
Одни японцы уже махали руками и кричали:
— Коничива!
Другие весело приглашали:
— Кампай! Кампай!
Но на причал, подвывая, влетела сердитая полицейская машина, захлопали дверцы, и несколько полицейских бросились к причалившему судну.
— В чём дело? — недоумевая, спросил Моряков. Его команда контрабандой не занималась.
Все были по-осеннему принаряжены. Солнышкин прохаживался в красивом мужском свитере. А прежний, бабушкин, отлично сидел на ходившей рядом Матрёшкиной.
От кого-то пахло одеколоном, от кого-то духами. И только от вылезшего из машинного отделения Мишкина и его помощников поднимался лёгкий мирный парок и пахло соляркой.
— Странно, — удивился капитан, разглядывая полицейских.
— Это, скорее всего, проделки моего милого племянничка! — предположил готовый к отъезду Хапкинс и тут же стал подниматься на мачту.
— Не волнуйтесь, мы вас в обиду не дадим и всё сейчас выясним, — пообещал Солнышкин, И как только Мишкин смайнал трап, быстро зацокал каблуками по ступенькам.
К нему тотчас подлетели двое полицейских, а третий собрался обыскивать штурмана, но, сделав шаг навстречу, так и остался с протянутой рукой, улыбнулся и воскликнул:
— Солнышкин-сан, Солнышкин-сан, коничива!
Это ведь его, зазевавшегося на причале мальчишку, несколько лет назад спас молодой русский матрос, прыгнувший за ним в ледяную воду, за что был награждён мэром новенькой кинокамерой.
— Солнышкин-сан! Солнышкин-сан! — кричал, подпрыгивая, теперь весь причал, будто это был сам Гагарин или, по крайней мере, вождь племени Перчиков.
Многие японки, узнав старых знакомых, махали руками:
— О Моряков-сан! Ха, Борщик-сан!
И наконец, оттесняя полицейских, начитавшихся рассказиков в «Хапкинс ньюс» и «Котяре», всегда аккуратные японки бросились обнимать пиратов с парохода «Даёшь!».
САЁНАРА, СОЛНЫШКИН-САН!
Зашумели кинокамеры, забормотали магнитофоны и диктофоны. Корреспонденты
снимали пароход, экипаж, динозавра, Стёп- ку^с шубой мистера Хапкинса, маленького Тома в костюме динозавра рядом с коком Борщиком, Солнышкина с молодым полицейским. Детвору с Борщиком и пингвинами. Снимался репортаж «Десять лет в айсберге». И все, даже Сладкоежкина, давали подробные интервью.
Только Матрёшкина, бабушку которой знало всё побережье, всем улыбалась — коничива! — и, подкрашивая байдарку, всё готовилась к новому путешествию.
Учёные, конечно, с разрешения штурмана, осматривали и ощупывали гигантозавра, которого с уважением называли «динозавр-сан». Обходили его с дозиметрами, калькуляторами, фотоаппаратами, сдерживали детвору, пытавшуюся оседлать ящера.
А над всем этим шумом и гамом потихоньку, стараясь не испачкать костюм, подаренный Моряковым, водил кистью по верхушке мачты избегающий всяких интервью мистер Хапкинс.
Он хотел как можно тише сесть на какой- нибудь теплоход или самолёт, отбывающий в милый Сан-Франциско, чтобы совсем неожиданно подняться к себе на двенадцатый этаж и, на первый случай, занять президентское место в своей холодильной компании. А там... Он только вдыхал свежий морской ветер и оглядывал морскую даль...
Но из тихой затеи ничего не вышло.
Толпа расступилась, и на палубу, кланяясь налево и направо, поднялись несколько деловых джентльменов. Один из них, крепенький и весёлый, как Борщик, задрав голову, крикнул:
— Мистер Хапкинс, дорогой Джон! Кони- чива! Что это вы делаете?
— Крашу мачту. Мачту крашу! — нервно отозвался Хапкинс, но вдруг присмотрелся и узнал в поседевшем японце старого компаньона и приятеля, президента местной компании холодильных установок.
— Мистер Ито! — воскликнул он и стал спускаться с долей осторожности: ведь в льдину человека можно засунуть и очень вежливо улыбаясь...
Но Ито-сан был искренне рад, что его приятель жив, здоров и неожиданно молод. И весело спрашивал:
— Как ваше здоровье? Не подмёрзло? Как ваши дела?
Вместо ответа Хапкинс вдруг взял под локоть и представил Солнышкина:
— Знакомьтесь, это мистер Солнышкин! С этим очень молодым и очень приятным человеком можно иметь дела. Он спас меня от разорения.
— А меня из воды, — подключился вдруг молодой полицейский.
— А меня из карцера! — закричал курчавый негритёнок.
И вдруг стоящий среди любопытных Стёпа наклонился к Хапкинсу и сказал:
— Мистер Хапкинс, я тоже вас спас от разорения.
— Вы?! — Хапкинс широко открыл и рот и глаза так, что в них посыпались снежинки.
— Да! — похлопал себя по карману Стёпа. — Ваш чек... тютю. Так что и эти ваши денежки на месте, распоряжайтесь ими как хотите, если ими уже не распорядился ваш дорогой племянничек.
Стёпа бескорыстно улыбался. Кажется, он совсем-совсем оттаял. И только Верный лежал в углу, у камбуза, будто не имел к этому делу никакого отношения.