Соло

Серые глаза улыбнулись. Матвей отправил шоколад под язык, явно намеренно не сомкнув расслабленные губы, когда прижимал языком шоколад к нижнему небу, и с немного нарушенной дикцией, произнес:

— Нет, а зачем? Из всего можно извлечь пользу.

Я хмыкнула и не ответила, снова занявшись процессом выковыривания арбуза в мороженом. Шоколад, нагретый его языком, начал таять и я слышала, как тихо сглотнул Матвей. Пониженный в тональности звук, сопровождающийся кратким движением адамова яблока на мужской шее. Хотелось ли поднять взгляд? Нечеловечески.

Но прекрасно понимая, что именно сейчас клубится в слегка опьяненных глазах, в упор глядящих на меня, продолжала невозмутимо копаться в ведерке. Заслуживающий моего внимания кусочек арбуза все не находился, я уже перелопатила половину ведра, когда Ланг утомившись от факта, что его шоколадно-кофейно-коньячные флюиды не приносят должного результата, со значением в интонациях, посоветовал:

— Ты бы задумалась и взяла на заметку мое жизненное кредо, Яскевич. — Я все же посмотрела на него, подносящего к губам чашку с кофе. — Действительно из всего можно извлечь пользу, главное — подход.

Зрительный контакт установлен и за столом вновь разлился почти привычный вайб, когда Ланг не стесняется того, что он меня хочет и знает, что это заметно. А еще явно будучи в курсе, что это не всегда безответно.

Чувствуя теплую тяжесть рожденную в солнечном сплетении откровенным мужским взглядом, скрестила ноги, когда эта тяжесть все напитываемая набирающим силу жаром и однозначным выражением его глаз, начала по венам спускаться вниз живота. Оглядывая край стола, попробовала призвать Ланга к здравому смыслу:

— Матвей, сколько уже наше общение длится? Года два, не меньше. И никаких сдвигов в желательную тебе сторону не происходит. Так, быть может, ты уже…

Матвей закатил глаза и резко и с железобетонной уверенностью прервал:

— Во-первых, ты воплощение мужской мечты — девушка, умеющая объяснять, что ее не устраивает словами через рот. Это дорогого стоит, когда не надо постоянно ребусы разгадывать, в догадках теряться и создается впечатление, что она сама и все вокруг знают, что и когда мне надо этой девушке говорить, только мне одному забыли бумажку с инструкциями дать. Мы с тобой общаемся около трех лет и у меня ни единого раза этого ебанного ощущения не возникало. Сорри за мой французский, — покачал головой слегка раздосадованный и раздраженный Ланг, потянувшись за своей бутылкой.

— А говоришь, что ничего не бесит, — развеселилась я.

— Во-вторых, у тебя есть сердце, хотя на первый взгляд так не кажется. — Прищурено оглядывая налитый алкоголь, невозмутимо продолжил он.

— А в-третьих, оно бьется, — догадливо дополнила.

Матвей негромко рассмеялся и, отпив, внезапно огорошил:

— А в-третьих, я тебе не интересен…

— Мазохизмом повеяло, — искренне раздосадовалась, не став дослушивать опус.

— Не перебивай. — Осуждающе качнул головой, поднимая на меня взгляд и одновременно откидываясь на спинку кресла, расслабленно свешивая пальцы с бокалом с подлокотника, — я тебе не интересен как кошелек и перспектива. — Ну здесь он заблуждался, конечно, но поправлять я не стала. — И можешь считать меня чересчур самоуверенным, но я руку на отсечение дам, что если бы не одна моя вредная привычка, у нас с тобой были бы отношения. Я уверен, что просто огненные отношения. Циничный мерзавец и саркастичная стерва. Прекрасный дуэт. — Привстал на кресле и потянулся бокалом, чтобы чокнуться им о мое ведерко, прежде чем в два глотка осушить.

— Для стендапа да. — Уточнила я, разглядывая слабый потек коньяка на стекле стенке его бокала. Перевела взгляд на Матвея, скрадывающего жесткость алкоголя глотком кофе, — а так циничный мерзавец мало подходит для нормальных человеческих отношений, не находишь?

Ланг отставил чашку и, глядя на нее, несколько мгновений о чем-то размышлял, а потом не слишком старательно попробовал съехать с темы:

— Во всем виноват яд, убивает все человеческое.

А мне эта тема была интересна, поэтому я резонно возразила:

— Яна кинул ты, а не дурь.

Матвей прицокнул языком, с иронией глядя на меня. Вновь отпил кофе и, чуть погодя, все же вернулся к тому, о чем прежде не раз отказывался разговаривать со мной:

— Я забрал только полагающиеся мне деньги, и то, в период, когда точно знал, что Ян сможет отдать так, чтобы не оказаться в критическом положении. — Отсалютовал бокалом коньяка мне, прежде чем отпить и напомнить, — а мог бы просто подать в суд. И забрать фирму.

— Которая тебе стала неинтересна. — Кивнула, закрывая ведерко и отставляя его, прокатывая на языке прохладный приятный привкус и глядя в ровно такие же глаза.