Перед самым затмением, перед тем, как навсегда нашло оно на тебя, осенит тебя еще минута внезапного великого пробуждения. Прибыл наконец Морквач, ты видишь его и слышишь собачий лай. Вот она, та минута. Что произойдет в тебе сейчас, что бывает при этом переходе во тьму? В миг своего помрачения ты распознал в Моркваче себя, безучастно взирающего на копошащееся у твоих ног Юстиново детство. А в своем выжидании Морквача — Юстина, выжидающего тебя. Ты понял, что Морквач, эта важная птица, не подпустит тебя к себе, как не подпустил ты Юстина… Надвигается тьма, ты уходишь в ночь.
На короткий миг перед безумием, на короткий миг перед помешательством тебя еще охраняли твои окаменевшие ноги. Но вот истек тот миг, а что случилось потом, тебе уж никогда не узнать.
Не узнать, как подбежал ты к Морквачевой калитке, которая захлопнулась перед тобой, как ухватился за нее, как кричал: «Я сосед ваш!..» Не узнаешь, что зубы Морквачевых псов в кровь изгрызли тебе пальцы, а Морквач только стоял и глядел, глядел, любуясь на своих псов.
Вот сейчас заберут тебя, и больше ты уж сюда не воротишься.
Твой дом опустеет, распахнутся осевшие двери, твою собаку Морквач пристрелит скуки ради. Зато твои фигурки, твоих музыкантов-странников растащат дети. А когда они вырастут, когда, научатся читать по их лицам и разбирать тихие, таинственные голоса, удивлению их не будет конца. Музыканты, оказывается, под свои скрипки и гармоники поют песню. Песню, возвращающую к изначальным истокам, к возрождению. Песню о родниковой воде.
Мирослав Рафай
ОСЕННИЕ РАБОТЫ
На следующий день, после того как участкам развезли зарплату, в контору заявился старый Колая. Прибыл он в кузове развалюхи грузовичка. Скрючившись в три погибели, сидел старый ревматик на еловых бревнах, кое-как набросанных в машину. Спустившись на землю, он с трудом распрямился, скрипя суставами, как ржавая телега, потом плюнул, сосредоточился на какой-то мысли и пошел, вполголоса бормоча те слова, что собирался сейчас выложить начальству. Больше всего он боялся, что снова начнет заикаться и уж тогда ничего толком не объяснит, хотя и приехал в контору по этому делу уже во второй раз.
Он соскреб на порожке глину с ботинок, посмотрел на шофера, который беззаботно закуривал сигарету, и вошел внутрь здания.
Кабинет прораба Беднаржа был в конце коридора. Колая постучал и открыл дверь, сняв берет. Ни слова не говоря, достал из внутреннего кармана полученные вчера деньги, вытащил из них три сотенные и так же молча положил на стол.
Прораб прервал телефонный разговор и, удивленно подняв седые густые брови, посмотрел на Колаю. Видно было, невдомек ему, почему старик оказался здесь и чего хочет. По-стариковски поджав губы и стараясь не заикаться, Колая начал:
— Товарищ инженер, я так не могу… Эти бревна никто не хотел везти. — Он никак не мог побороть волнение. — Вот я и приехал, товарищ инженер… Они говорили мне, чтобы я не ездил: кое-кто, видать, уж на эти бревна глаз положил — что и говорить, хороший лес! Но я сам погрузил все на машину… Только теперь вот не знаю, куда сложить.
Жилистые морщинистые руки старика ходили ходуном; он вдруг попытался почистить беретом испачканные брюки, и на пол полетели маленькие кусочки еловой коры.
— Так, товарищ Колая, понятно, — нетерпеливо сказал Беднарж. — Бревна отвезите на склад. — Его взгляд остановился на деньгах. — А это что?
Колая помялся. Ему нелегко было начать разговор, хотя ради этого сюда он и приехал. Слова, что еще несколько минут тому назад он твердил про себя, вдруг перепутались, смысл их стал неясным, расплывчатым, как лес в октябрьском тумане.
— Не могу я взять эти деньги, товарищ инженер… не могу. Это приписка. Я их не заработал…
Так и не сумев толком ничего объяснить, он повернулся и пошел к двери. Ему, конечно, следовало попытаться втолковать прорабу, почему он возвращает эти деньги, но лицо Беднаржа с телефонной трубкой возле уха выражало нетерпение, и старик подумал, что тот, пожалуй, все равно не поймет.
Увидев, что Колая уходит, Беднарж даже привстал на своем скрипучем стуле, улыбка мигом слетела с его губ. «Вот старый черт, с ума он сошел, что ли? — подумал прораб. — В тот раз шумел, что ему недоплатили, теперь возвращает три сотни из аванса…»
— Подождите, Колая! — остановил его Беднарж и положил трубку на аппарат. — Что случилось? Опять вам неправильно выплатили? В прошлый раз мастер Стиборжик ошибся, но ведь вы получили свое. Или нет? А теперь что случилось? — все так же нетерпеливо спросил он.
— Стиборжик почему-то выписал на три сотни больше, — остановился в дверях Колая. — Я не зарабатывал этих денег, они ваши, государственные, так вы их и возьмите, вот!