Соло для оркестра

Старик, осторожно ступая, вошел в карьер и сразу увидел гору свежего щебня, следы мужских сапог у прозрачных лужиц, оставшихся после талого снега. Он нагнулся, поднял зеленоватый обломок, взвесил его на ладони. Он был такой же, как тот, что попался ему утром в саду, от него исходила леденящая угроза. Старик отбросил камень на кучу и вздрогнул от резонанса.

За спиной послышались шаги.

— Ну что, отец, обозреваем, а?

С ним заговорил мужчина средних лет в коротком кожаном пальто, в руке он держал ветку дикого кизила, свидины. Старик досадливо повернулся и, глядя на камни, ответил:

— То-то и оно, обозреваю, как вы говорите. — Обведя взглядом весь карьер, он посмотрел на мужчину: — Услыхал грохот, вот и пришел поглядеть… Живу тут недалеко, вон там, наверху.

— Так что вам хорошо было слышно.

— Вот я и говорю. — Старик снова нагнулся, взял камешек. — Сказывают, собираетесь камень добывать. Правда это?

— Все так, отец, как говорят… Напылим тут вам немного и погрохаем.

— Это не страшно, к такому я смолоду привык, три фронта прошел. — И старик выпрямился.

— А по вас не скажешь, вы мужчина еще хоть куда.

Но старика лесть только раздражила, ему показалось, что незнакомец подлизывается, и он воспринял его как сообщника камня и чужака.

Мужчина махнул прутом, отшиб кончик и поглядел на старика, но, поняв выражение его лица, предпочел промолчать. Старик оглядывал стены карьера, испытующе всматривался в глиняные потеки на почерневшей скале, потом спросил:

— Начнете когда?

— Через месяц-полтора, как только пробы сделают. Тогда привезем машины и начнем добывать камень полным ходом. Может, уже в мае, — заключил незнакомец и самодовольно посмотрел вверх.

— В мае… значит. А как вам камень?

— Камень? Нормальный.

— Нормальный, говорите?

— А что… чем он вам не нравится?

— Тем и не нравится, приятель, что ненадежный, поглядите, как он лежит.

— Что лежит — не побежит, — спокойно возразил незнакомец. — Сверху, правда, малость нависает, но мы с ним справимся, сбросим, как старую крышу.

Старик сказал нарочито безразличным тоном:

— Тут одного минера, было дело, убило. Своими глазами видел. Лежал на моем дворе под сараем.

— Одной жизни ей, думаю, хватит, — сказал мужчина, поглядев на скальную стену, и махнул прутом. — Не бойтесь, когда мы за нее примемся, не будет успевать осыпаться. За два года раздолбаем до самого леса.

— А с дорогой что будет?

— Меньше всего беспокойтесь за дорогу, мы ее живо проложим, не зря имеем дело с камнем.

— Я не про ту, что от карьера пойдет, — объяснил старик, — а вон про ту, что верхом идет, над карьером.

— Через два года ее не будет. Старик даже вскрикнул:

— Как не будет, ведь ей сотни лет, приятель!

— А про нас, хоть бы и тысячу. Трест купил площадь по самый лес, и все, что наше, заберем и вывезем. Дорога, не дорога — нам все едино.

Старик от волнения даже порозовел.

— Как же так — все едино?! Ну, вам, может, оно и так, а вот нам — нет, и военным не все едино, дорога та на воинских картах отмечена, а такую дорогу нельзя убрать.

— Карта — не Священное писание. Инженер начертил, инженер возьмет резинку и сотрет — вот и вся недолга. На бумаге что угодно исправить можно. Куда хуже будет нам — ждет тут нас работа египетская… — Он отшиб еще кусок от прута. — Если б мы собирались брать камень только до дороги, то не стоило б и заводиться. Тут, отец, карьер будет не грошовый, а настоящий, для всего района.

Не слушая его, старик упрямо твердил:

— А деревня? Думаете, деревня разрешит вам? Испортить дорогу — это не ерунда! Как народ на виноградники ходить будет?

Мужчина махнул прутом.

— Пускай вас не заботит такое, отец. Одну дорогу порушим, другую сделаем, где вам захочется, там она и будет.

— Ну и где же? — вырвалось у старика, и он с отвращением посмотрел на молоденькие листики под ногами у мужчины.

Тот указал прутиком на сосновый бор.

— Секретарь обмолвился, будто где-то там, за лесом.

— За Галовой горой? Дак ведь там пеший еще так-сяк пройдет, а как же навоз, воду, кадки туда доставлять?

— Может, вам канатную дорогу повесят, и поедете туда, наверх… фуникуляри-фуникулери… с кадками и бочками… все гуртом.

Старик пронзил взглядом насмешника и отвернулся от него, как апостол от язычника. Пройдя через низкий ожинник, он выбрался на тропинку и, обернувшись, глянул на незнакомца, что ножом полоснул, после чего сплюнул и сказал:

— Дуролом! Сам не знает, что несет.

Занятый мыслями о пришельце и о карьере, брел он через выгон мимо зарослей боярышника с налитыми почками, обошел кругом каменоломню и оказался на дороге, которая вела на плоскогорье, а затем полого поднималась на травянистый кряж и по нему шла до самых виноградников, зеленеющих километрах в трех отсюда. Над пролегающей в ложбине дорогой зеленели черешни, посаженные еще вместе с покойным паном учителем…