Соло для оркестра

А дальше не успела Анка опомниться, как уже ездила в «Милэкс», тридцать километров автобусом, уже носила под сердцем первенца, жили, правда, пока у ее родителей, но уже ставили совсем рядом собственный дом. Анкины родные считали, что зять построится без труда, была бы охота, помощниками и нужными знакомствами он не обделен, хватит из материного горшка есть, сказала мать, из своего вкуснее, захотите — будет и у вас дом.

Это правда, вяло соглашалась Анка, плохо переносила она первые месяцы беременности, но что это в сравнении с муками, которые она принимала, поджидая, когда же вернется домой муженек и возьмется за дела на стройке. Мать выразительно поглядывала на стенные ходики и подливала масла в огонь: меня на мякине не проведешь, талдычила дочери, мне он своими байками голову не задурит — дескать, материал достает, а как с нужными людьми не выпить? Откуда-то мать прознала, что зять попал в дурную компанию, где не брезгуют темными махинациями, куда втянули и его, не дай бог попадутся, то первым и подставят. И женщины среди них есть, скотницы с фермы, паленку им носят, старые бесстыдницы, дочь моя, видела б ты их!

Ничего, вот родится сын, внушала себе Анка, и все войдет в свою колею, может, это его образумит, потянет домой, к ребенку.

Она была уже на седьмом месяце, и вот как-то раз мать настояла пойти и привести его.

Стоял мороз, скользко было, ох, как ей было скользко, когда она шла вот так, незваным гостем, покорилась, безвольная от усталости, материной воле, хоть и не верила ей, надеялась никого не застать, однако ж застали, а что тут такого, огрызался хозяин, я как раз свинью заколол, имею право кого хочу позвать на убоину!

А она почти ничего не воспринимала, лишь когда больно заворочался ребенок, попросила: пойдем домой, Милан, пойдем со мной! Но он встал из-за стола, вздернул подбородок и отрезал: не пойду, знаю, кто тебя подначил. Тут вмешалась мать, подняла крик, всем досталось, особливо женщинам и хозяину дома, а зятя своего возлюбленного взашей вытолкала из-за стола и погнала домой как скотину какую, он потом упился вусмерть и с тех пор звал ее не иначе как старой хрычовкой, ничто его больше не могло смягчить, даже рождение сына. Не было у них в семье ни любви, ни достатка, через полгода Анка вернулась на работу, уже мастером, Бета презрительно смерила ее своим долгим косым, а все ж метким взглядом. Поздравляю, сказала. Анка вся сжалась и ничего не ответила. За ребенком приглядывала мать, стройка не подвигалась, мать частенько не скрывала своего недовольства, только вас нам и не хватало на шею, не в деньгах дело, хоть и столуетесь у нас, а в том, что дальше с тобой будет. Хоть вы меня не мучайте, мама, отвечала истерзанная Анка, я уж и так наказана. Куда хотела, туда и залетела, твердила мать, и что ты в нем нашла? Я уже наказана, повторяет Анка, но у матери нет сердца, это еще что, говорит, главное-то впереди. Анка отталкивает тарелку с горячим супом, поворачивает к безжалостной матери побелевшее, страдальческое лицо, типун вам на язык, кричит, я ведь жду второго ребенка!

Мать так и шлепнулась на табуретку, заломила руки. Кабы хоть дом был свой, хоть пустой, да готовый, да ведь не будет этого до самого Судного дня!

Второй сын родился раньше срока, Милановы родители носу не казали, а тут и ее домашние отказались пособлять на стройке, скажи спасибо, что детей твоих нянчу, заявила мать, она злобствовала и не таила своей ненависти к зятю.

На мясопуст Милан устроил пожар — уснул на кухне с бутылкой у ног и сигаретой в руке, после этого они и разошлись, отец зятька своего чуть не задушил, а того на другой день поминай как звали, так вот и наступил конец всему, и плохому, и хорошему, долго потом Анка бегала по врачам с обожженным, перенесшим испуг ребенком, долго приводили в порядок обгоревшую, с выбитыми окнами кухню, Анка в беспамятстве рыдала, на коленях молила брата с отцом помочь ей с этой злосчастной стройкой, не ради него прошу, ради невинных детей своих.

Ни жива ни мертва ходила Анка все эти дни, недели, месяцы. Бета, уже заведующая лабораторией, глядела на нее свысока, детей у нее не было, зато была теперь усадьба с виноградником — кооперативную квартиру они давно поменяли на особняк. Как только дом подведут под крышу — сразу переселюсь, твердила себе Анка. Тем временем Милана выгнали с работы, раскрылись-таки темные дела, хорошо еще, что не посадили, судачили люди, а свекровь во всем винила ее, и в том, что Милан сбежал от них. Бета тоже так считала. Каждая лепит себе мужа по собственному разумению, ты вот, не то что я, училище закончила, а сравни нашу жизнь, тебе она ставит одни двойки, помнишь ту тощую попутчицу с поезда? Права она была. Мне вот от жизни перепадают сплошь пятерки, своему мужу я принесла счастье, а ты и собственных детей делаешь несчастными.