Соло для оркестра

После поминок дамы зашли в винный погребок «Байкал», чтобы ближе познакомиться, раз уж их свела эта неожиданная трагедия. Люди, сидевшие за соседними столиками, могли услышать, что какая-то приходящая уборщица в последнее время явно постарела, что у нее трудный характер и уже совсем нету сил. Но человек есть человек, сегодняшние поминки смягчили сердца, и потом, не так-то просто сказать старухе: «Уж вы к нам больше не ходите, пани Грушкова, все равно после вас приходится убирать заново». Это было бы по меньшей мере безнравственно, если не бесчеловечно. Даже когда ни на что не годная уборщица — безумная роскошь и, отказавшись от ее услуг, можно каждый месяц покупать по паре итальянских туфель.

Неделю старая Грушкова в глубоком трауре вкушала сладость безделья. Полных семь дней делила между внуками и внучками Эвочкины вещи: платья и отрезы материй, пальто и лыжи, туфли и сапожки, магнитофон самой лучшей марки, проигрыватель, пишущую машинку. «Каждому что-нибудь, милые дети, на память о вашей тете». Неделю ждала, что в передней зазвонит телефон. Но телефон упорно молчал, зазвонил только раз — и то по ошибке. Быть может, дамы сочли поминки прощаньем с самой Грушковой?

В понедельник она сняла с крюка на кухонном буфете связку ключей и с замирающим сердцем отправилась в квартиру инженерши Ярнецкой. В кухне, на застекленной полке, она, как обычно, нашла стокроновую бумажку и написанный четким почерком наказ:

«Добрый день, сегодня сделайте только самое необходимое, в холодильнике отбивные котлеты».

Во вторник пани Бутарова поджидала ее лично. Раскладывая на журнальном столике пасьянс, она сообщила, что с нынешнего дня вышла на пенсию, но от услуг пани Грушковой не отказывается.

Бункашовы в среду, вместо обычных консервов, оставили ей вареную колбасу с гарниром из савойской капусты.

Четверг неожиданно оказался свободным, ибо дворник в вилле, где жили Заховаи, сказал:

— Велено вам передать, что больше приходить не надо. Заховайова хотела написать сама, да все было некогда.

— Получили казенную прислугу?

— Где там! На два года уезжают в Африку. Умеют же люди устраиваться!

А в пятницу в записке пани Пекниковой была просьба непременно ее дождаться: мол, нужно договориться о чем-то очень важном.

Что теперь может быть для нее важным?

Квартиры она теперь убирает так, чтобы хоть на первый взгляд было чисто: оботрет мебель специальной пахучей жидкостью, проветрит, опрыскает прокуренные комнаты «лесным ароматом». Ощущение чистоты, первое впечатление — важнее того, что по углам на паркете и на плинтусах после ее уборки остается пыль. Старухам не под силу отодвигать тяжелую мебель, выметать из-под нее каждую пылинку. Да, собственно, никому это и не нужно.

— Тетя Веронка, у вас освободились четверги, верно? — начала Геленка Пекникова, жена Палько, налив по рюмочке кубинского ликера.

— Милая девочка, мне прежде всего нужен доктор!

— Гм… Тогда не стоит и говорить… А почему вам нужен доктор?

— Почти у каждой моей прежней хозяйки был свой доктор. И нынче у многих свои доктора.

— Гм…

— Отчего бы не иметь своего доктора и старухе, которая всю жизнь только и знала, что гнуть спину на тяжелой работе?

— Я могу спросить какого-нибудь доктора, не нуждается ли он в женщине для уборки.

— Хоть задаром буду ему убирать, если он по четвергам станет меня осматривать, пропишет хороших лекарств.

— Но вы же, наверное, обращались в поликлинику?

— Некогда, милая, некогда мне сидеть в приемной. Бегать по лабораториям. Клянчить, чтобы сделали рентген. Вот тут у меня, в связке, ключи. Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница. Ну когда мне ходить по докторам? А кабы я по четвергам могла дожидаться доктора в его собственной уютной квартирке — я бы еще долго в силе была. Очень долго, уверяю вас. А надо, милая, надо. В домашней работнице люди нуждаются все больше. Нынче нас днем с огнем не сыщешь. Вымираем, как раки в ручьях, как дикие козы в горных лесах. Я очень вам нужна, Геленка? — Глаза старухи сияли каким-то внутренним светом.

Геленка молча кивнула.