Читаем Соло для оркестра полностью

Мы неслись по пыльному каньону, потом вниз по крутой улице к трамвайному депо; надеясь, что спасение от топочущих, взбешенных обманом преследователей уже близко, повернули за угол, но — увы — наша улица до слез безлюдна, никого из ребят не видно. До первого дома, где можно укрыться, оставалось бесконечных сто метров, в боку невыносимо кололо; ясно — я не выдержу и не смогу ответить даже на первый удар.

В это мгновение Ладя взбежал на одну из куч мелкого щебня, которые были насыпаны вдоль раскопанных трамвайных путей, и, съезжая на ту сторону голым животом вниз, воодушевляюще воскликнул:

— За мной, Арамис!

Я кинулся вслед за ним на нагретую солнцем щебенку и бессильно скатился в спасительную затененную впадину; меня охватило блаженное оцепенение, раскрытым ртом я хватал пыльный, сухой воздух, но все это ерунда, главное — мы вне опасности, яровские не решатся проникнуть на нашу улицу, которая необычным своим видом, щебеночными сопками и странным покоем наводила на мысль о коварной ловушке.

На углу, из-за забора трактира «У Ирачка», осторожно высунулось несколько лохматых голов. Лада, встав в боевую позу, как мушкетер на старинных гравюрах, не спеша зарядил рогатку и… И ничего не произошло, наши преследователи предпочли отступить. Казалось, все бурные события позади; я лежал на спине и грелся под лучами заходящего солнца, проникающего сквозь ветви высоких тополей; наслаждаясь покоем, я снова представлял себе блестящее падение, которым одурачил врага, — жаль, меня не видели наши ребята; потом понежил себя мечтой о том, как когда-нибудь буду сниматься в кино, стану каскадером.

В эту минуту Ладя коснулся моего плеча; его немой, полный значения жест, призывающий к осторожности разогнал мои голубые мечты; усталости как не бывало, я тихо подполз к другу.

— Кардинал идет… — торжественно проговорил Ладя, напряженно глядя перед собой.

Я посмотрел в том же направлении и не смог удержаться от смеха, увидев одинокого бродягу в длинном, наглухо застегнутом пальто; он неуверенно шел вдоль длинной стены жижковского депо, приближаясь к нам. Лицо незнакомца затеняла широкополая шляпа, звук тяжелых шагов странным эхом отдавался в сонной тишине улицы, так что казалось, будто бродяга переставляет ноги как-то по-особому, с усилием, словно взбирается по крутому склону, выбивая носками солдатских ботинок углубления для опоры.

Новая игра в кардинала мне понравилась, и я предложил:

— Давай последим за ним, д’Артаньян, у него, наверно, на уме какие-нибудь грязные намерения…

Ладя молча рассматривал незнакомца, потом решительно кивнул:

— Покончим с ним!..

Ладя выкинул приготовленный камешек, зажатый в квадратике из мягкой кожи между двух концов черной резинки, сосредоточенно натянул рогатку и тщательно прицелился; от напряжения я затаил дыхание — и вот рогатка щелкнула вхолостую. Как будто в тишине улицы прозвучал приглушенный выстрел мелкокалиберки.

И тут произошло событие, которое никогда не сотрется в моей памяти: таинственный человек зашатался и стал валиться на землю. Это было невероятно и все же так явственно! Не веря своим глазам, я наблюдал, как он падает: совсем не похоже на мои причудливые ковбойские выкрутасы. Человек как будто не знал, куда девать руки и ноги, он весь обмяк, движения у него были робкие и замедленные, смешно спотыкаясь, мелкими шажками он ковылял вперед, закидывая голову, чтобы удержать равновесие в своем неотвратимом падении. Тщетно пытаясь ухватиться вытянутой рукой за шершавую стену, человек тяжело упал на колени, еще попытался подняться, но силы покинули его, он привалился плечом к земле и так и остался лежать на боку, откинув руку; пальцы его судорожно сжимались и разжимались — красноречивый жест неожиданной боли.

Я растерянно посмотрел на Ладю, меня охватил панический страх, что вот человек умирает, придет полиция, а мы ничего не сможем объяснить, ведь рядом нет никого, кто бы подтвердил, что мы здесь ни при чем; Ладя побледнел и, держа рогатку в трясущейся руке так, будто это было орудие убийства, в ужасе прошептал:

— Я ведь стрелял вхолостую…

— Я видел…

Ему хотелось услышать это так же, как и мне, потому что мы никак не могли поверить своим глазам. В напряженном молчании мы оттягивали решающий миг: нас давно бы тут и в помине не было, если бы не наша игра: сейчас здесь были д’Артаньян и Арамис.

Молча взглянув друг на друга, мы наконец решились и, пересиливая себя, подошли к упавшему.

Глаза его были открыты; меня поразило, что он такой молодой: широкополая шляпа, слетев с его головы, открыла светлые курчавые волосы и веснушчатый лоб.

— Мы позовем доктора.

Незнакомец слабо покачал головой; опираясь на руки, пододвинулся к стене и прислонился к ней спиной.

— Воды. — Голос у него был тихий, но ясный и по-деревенски чистый, и мне пришло в голову, что незнакомец идет издалека и, должно быть, ищет работу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология зарубежной прозы

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза