Попалась или не попалась — никуда от этого не денешься. Эмилю надо было решаться. Может, он сдрейфил, может, она казалась ему слишком красивой. Мы сели в старую «татровку» и двинулись кружным путем, окутанные клубами дыма. Это будет великий триумфальный путь, сразу же заявил летописец нашей экспедиции Но́нчи. Настанет час — и нам воздвигнут шикарнейшую триумфальную арку, потому что наша победа — это Нора, дорогой. Эмиль придуривался, но мы его прощали. Нора — господи, как же ее на самом деле звали? — нам нравилась, и приятно было сознавать, что она будет вместе с нами. А этот ее обсосанный — он отпадет мертвым трупом, затеряется, как вышедший из употребления старый грош, откатится в сторонку, и Нора будет наша.
— Я с ней заговорю, — предупредил Эмиль, — а вы держитесь безразлично.
— Безразлично?
— Ну, как будто вас это не касается…
Раздражительность свидетельствовала о его растерянности, из чего мы делали вывод, что и он обыкновенный, ничем не выдающийся человек и весна окажется неприятной и для него. Зеленое утро, распахнувшееся, как огромное окно, уже не будет принадлежать ни ему, ни нам.
«Татра» вела себя послушно.
— Девушка поедет с нами, ребята, — сказал Эмиль.
— Мы думали, ты хочешь один… — удивился Нончи.
— Ну скотина!
На нас сразу приятно пахнуло Норой, она очутилась рядом, совсем близко, а мы все не могли договориться. Как там ее облизанный? Она послала его подальше или нас берет на пушку? Эмиль вступился за нее, Нончи был осмотрительнее, его дальновидность мне в данном случае казалась уместнее самоуверенности Эмиля.
Наши сомнения подтвердила старушка, но значительно позднее, уже когда и так выяснилось, что прав Нончи, а Эмиль попал пальцем в небо. А в тот день деревня перестала быть для нас точкой на карте и превратилась в деревню, где живет Нора.
— Никогда не поверил бы, что она такую свинью нам подложит, — скулил Эмиль.
— Это ж ясно как божий день, эта разряженная краля может оценить юмор и старую «татровку», но ей совершенно необязательно ценить таких, как мы.
— Ты хочешь сказать — таких, как я! — ударился в амбицию Эмиль.
— Хоть бы и таких!
— Спасибо, и смотри, как бы я тебе не врезал!
— Себе наподдай как следует, супермен. Если б не ты, Норе и в голову не пришло бы шарахаться от нас!
Злость Эмиля за дорогу немного остыла. Запыхавшийся состав тащился еле-еле, нас укачало до дремы, к сумеркам мы были на месте. Первым сошел Эмиль, за ним Нончи и я. Маленькая станция с выцветшей надписью на фасаде, узкая тропинка к ряду домов.
Старушка приняла нас без лишних слов.
— Сколько платить? Да кто его знает, ребятки.
— Мы пожили б у вас недели три.
— До конца жатвы, — уточнил Нончи.
— За три недели плата не может быть большая, — вслух размышляла старушка.
— Ну уж сотню-то мы вам дадим, бабуля, — сказал Эмиль.
— Сотню?
— Если мало, прибавим…
— Нет, я только о том, что лучше бы вы мне дров нарубили и воды принесли.
Мы невольно расхохотались — будет сделано, бабуля, вода и дрова. Нарубим столько — хватит до самой весны.
— Да мне до весны и надо только, после-то и ни к чему.
— Отчего же?
— Старика моего прибрало весной, и мне другого не приходится ждать.
— Вы о чем? О курносой с косой?
— Кроме как о ней мне и думать не о чем. В мои-то годы…
— Бабуля, да мало ли о чем, — куражился Эмиль. — Вы сто лет проживете.
— Сто лет! Ой, парень, не насмехайся! Господь с тобой…
— Господь… а мы с ним по корешам, бабуля, — сворачивал на свое Эмиль. — Кстати, где тут у вас его хата?
— Хата?
— Ну, костел, или как вы это называете. Из поезда мы видели шпиль, но этого мало для ориентира.
— Вы собираетесь ходить в костел?
— Ну, разок можно и сходить.
Эмиль знал, чего добивался, здорово его допек облизанный. Нора выйдет за него замуж, но Эмиль устроит им славную феерию. Такой свадьбы в деревне еще не видали!..
По деревне несся ветер, перескакивал с крыши на крышу, бросался в лицо. Заморосило. Старушка накинула шерстяной платок на плечи и вышла из дому. Протиснулась через приотворенные огромные ворота, поискала холмик осевшей земли. Старик ждет, а тут ветер и снова дождь… Надо будет мне помолиться, старый.