Интересно, поговорит Лариса сегодня с Ситниковым? Может, уже поговорила? Кажется, они собирались ехать к ней домой.
А собственно говоря, какое ему, Артему, дело? Нужно было помочь другу – он помог. А тем, что будет дальше, интересоваться не пристало.
Поставив таким образом все точки над i, Артем закрыл дискуссию с самим собой. Он как раз достиг противоположного конца коридора, где находились мужские гримерки, одну из которых он недавно покинул. Теперь можно уходить. Стеша дома рвет и мечет, он гулял с ней утром лишь двадцать минут, а она привыкла по часу. Артем решительно зашагал к выходу.
– Да с чего тебе это в голову пришло? – Голос из-за двери раздался так неожиданно, что Артем невольно вздрогнул.
Надо же, значит, там, в гримерной, еще кто-то есть! А он думал, что находится здесь в гордом одиночестве.
– Нет у меня никого, кроме тебя, и говорить не о чем!
Артем замедлил шаг. Голос явно принадлежал Глебу, ошибиться было невозможно. Вот это номер! Стало быть, пресловутое объяснение с его подачи происходит прямо здесь и сейчас, прямо на глазах! А он еще гадает, говорила Лариса с Глебом или нет.
Артем поспешил пройти мимо артистической, не желая подслушивать столь интимный разговор. В особенности то, что сейчас будет говорить Лариса в ответ на слова Ситникова.
– Я тебе не верю.
Артем замер на месте, не веря собственным ушам.
Голос, который он только что услышал, был вовсе не Ларисин. И Артем прекрасно знал, кому он принадлежит.
Глава 24
Мила отупело глядела в заляпанное грязью троллейбусное окно, машинально отмечая остановки, чтобы не пропустить свою. Настроение было омерзительным. В пакете болталась расписная лаковая шкатулка, которую Артем преподнес ей в минувший вторник в честь дня рождения. Сегодня уже пятница, и все эти дни подарок простоял в шкафу в гримерке. Она как с расстройства засунула туда пакет, так только сегодня о нем и вспомнила. Артем еще и ошибся на день – на самом деле ее день рождения был в понедельник, а не во вторник. Без разницы, разве в этом дело?
Как трогательно! Утешить захотел ее, подарочек принес! Видно, больно уж жалкой выглядела она тогда, во время их разговора на кухне. Слез сдержать не смогла, дура влюбленная! Зачем затевала этот обед и откровенные признания, когда отлично видела, что без толку все ее старания?
С тех самых пор, уже неделю, на душе у Милы было погано так, что хоть волком вой. С Серегой пять раз поругалась, один раз тот даже из дома ушел, у приятеля ночевал. И Мила прекрасно знала, что сама виновата в их раздорах и стычках: где промолчать можно, она обязательно заведется, накричит, облает парня. А у того – переходный возраст, ему уважение нужно, понимание. Все ж без отца сызмальства.
Нервы ни к черту стали. Жалко себя, аж в горле перехватывает. Да и не только себя, Артема тоже. Может, даже еще сильнее. Она-то с собой справится, постепенно, помаленьку, но стерпит. В жизни много повидала, привыкла, и не такое перемалывала. Поплачет ночью в подушку, покричит на сына, душу отведет, и, глядишь, полегчает.
А Артем – другое дело. Видит Мила особым зрением влюбленной женщины, что тяжело ему. И не выходит эта тяжесть наружу, внутри копится, что самое страшное и вредное. Он ведь молчит всегда, ничего не скажет о себе, а Мила весь месяц смотрит, как он бесится, что у Ларисы роман с Глебом. Общается с Ситниковым сквозь зубы, таким взглядом провожает, что в дрожь бросает. И главное, Лариска или дура, или слепая, раз ничего не видит, не замечает. Неужели ей и в голову не приходит?
Мила мучилась, мучилась, да и решилась на благородный поступок. Думала, сходит к подруге, откроет той глаза на страсти, что вокруг нее кипят. Бог с ним, все равно ей самой счастья с Артемом не видать, пусть хоть у него шанс появится. Почему-то Мила была убеждена, что надолго у Ларисы с Глебом не затянется. Не тот он человек, чтобы больше пары месяцев один и тот же роман крутить, как бы хороша ни была Ларка, как бы ни старалась его к себе привязать.
Сказано – сделано. Собралась, приперлась к Ларисе в гости. И что? Сомнения взяли – та сама не своя, лицо отрешенное, глаза безумные. Ничего не видит, вся в каких-то мыслях. Видно, втюрилась не на шутку в своего Ситникова. Попробовала Мила намекнуть, чтобы очнулась, огляделась, но какое там! Ничего подруга не поняла. А тут и Мила передумала в благородство играть. Ну его, благородство это долбаное, оно только в книжках бывает и в фильмах сопливо-розовых. К чему ей о чужой судьбе печься, тем более Ларисе по барабану, кто там о ней тайно и молча страдает?
Вдруг еще судьба к самой Миле обернется лицом, а не другим местом, каким всегда до сих пор норовила? Как знать, как знать! В фильме «Три мушкетера» девчоночка эта, Кэтти, кажется, говорила д’Артаньяну: «В любви каждый старается за себя».
Вот именно, так оно и есть. Решила Мила, что не станет стараться для подруги, тем более та – ее невольная соперница. Распрощалась и ушла.