Соло для влюбленных

Ладно уж, пусть принесет часы, а то и время знать не будешь, лежа тут в полном одиночестве. Угораздило же его сверзиться с этой лестницы: хотел прыгнуть вниз, чтоб быстрее, а халтурно сбитые деревяшки не выдержали веса от толчка. Альбиноска, пожалуй, права: перелом со смещением – это надолго. Придется Косте Саприненко дважды в сутки наведываться к нему домой и гулять со Стешей. Можно бы и Милу, конечно, попросить, ей рукой подать, да вряд ли она справится с привередливой псиной. Что и говорить, распустил Артем Стешу, ей теперь мужская рука нужна.

Медсестра вернулась, неся в руках часы и большой оранжевый апельсин.

– Апельсин-то зачем? – Артем улыбнулся.

– Витамины, – серьезно пояснила девушка. – Чтобы организм поддерживать. Потом контрамарку мне за это дадите на ваш концерт.

– У меня нет концертов. Я пою в опере.

– Ну, на оперу, – легко согласилась сестричка и тут же озаботилась: – Так, мы должны поставить капельницу. На три часа – Инна Михална велела. Пойду принесу.

Она снова исчезла за дверью и вскоре возвратилась с капельницей под мышкой. Вид у нее был раздосадованный.

– Ну Светка! – Она сердито нахмурила белесые бровки. – Дежурь после нее! Каждый раз одно и то же. Весь препарат извела! Опять заведующая орать будет. А я при чем?

Девчонка в сердцах грохнула капельницу на пол возле кровати.

– Пойду к Инне Михалне. Пусть заменит на аналог.

Минут через десять в палату пришла дежурная врачиха, она же завотделением, – полная, но статная, пожилая рыжеволосая женщина в больших роговых очках.

– Как самочувствие? – Она проверила пульс и удовлетворенно кивнула. – Беспокоит нога? У нас, как всегда, бедлам, медикаментов не хватает. Попробуем это, что ли…

Артем слушал и преувеличенно внимательно глядел в потолок.

– Яна, принеси. – Женщина засучила ему правый рукав. – Вены хорошие. Аллергии на анальгетики нет?

– Нет, – сказал Артем, чуть помедлив, а потом, опасаясь, что докторша не расслышала, повторил громко и твердо: – Нет.

– Ну и прекрасно. – Врачиха с чувством исполненного долга направилась к двери. – Вы не волнуйтесь, Яна хорошо капельницы ставит и в вену легко попадает. Я зайду через пару часов.

Она ушла. Яна принесла лекарство, укрепила его наверху капельницы, ловко ввела иглу.

– Все. – Она снова тряхнула челкой, распушив ее. – Скоро подействует. Я побегу, у меня еще шесть палат, но вы не скучайте. Я вам завтра телевизор раздобуду, честное слово!

Сестричка умчалась, оставив после себя сладковатый, даже приторный запах недорогих духов.

На тумбочке громко тикали часы. Артем протянул свободную руку, взял апельсин, задумчиво поглядел на него и положил на место. Потом перевел взгляд вверх, туда, где из прозрачного пакетика медленно, по каплям, перетекала в его кровь смерть.

Нехорошо, конечно, по отношению к докторше Инне Михайловне и беленькой Яне. Но в принципе он мог и не знать, что его организм дает на этот вполне безобидный препарат аллергический шок. Это могло произойти спонтанно, и врачу, назначившему лекарство, никакая ответственность не грозит.

Сам Артем, наверное, так бы на это и не решился, поэтому очень кстати медсестра Светлана растранжирила нужный препарат и его заменили на другой. Тот, который самое большее через двадцать минут даст сильнейший отек легких. Артем это знал наверняка.

Жалко лишь Стешу. Ну да ладно, Костян – парень добрый, возьмет ее к себе. А не он, так Мила. Сережка уже взрослый, справится с собакой.

Хорошо, что закончится наконец эта лавочка. Мила была права – нельзя так жить. Сон какой-то кошмарный, в прямом и в переносном смысле. Значит, надо проснуться, оборвать этот сон, ставший его жизнью. Оборвать жизнь, ставшую сном…

И все-таки он успел! Спас Ларису. Значит, не зря были все его муки, длившиеся без малого тринадцать лет.

…Да, почти тринадцать лет. Как же давно все случилось! А кажется, что вчера. Будто и не было этих лет, наполненных тоской и болью. Ни снов с кошмарами, ни разговоров с собакой, ничего. И самого Артема Владимировича Королькова, солиста театра «Опера-Модерн», тоже. Вместо него был веселый студент-первокурсник Второго мединститута Темка со смешным прозвищем Королек. Дали его отчасти из-за фамилии, отчасти из-за прически: на его макушке всегда торчал несговорчивый белобрысый хохолок, точно у птицы.

У Королька не было ни железных бицепсов, ни широкого разворота плеч, зато имелись очки минус три с половиной, тощая, длинная шея, долговязая фигура и оконченное летом медучилище. Словом, смех, да и только.

Однако никто и не думал смеяться над Корольком, напротив, в студенческой компании его очень ценили и всячески привечали. На это была веская причина: в узкой груди юного медика таился неожиданно густой, красивый и мощный голос. Темка лихо жарил на гитаре пять блатных аккордов и под это нехитрое сопровождение мог три часа, не переставая, петь самые разнообразные песни, от «Шумел камыш» до репертуара группы «Браво».

Гитаристу и певцу, как гармонисту в деревне, на студенческой пирушке почет особый. Без Артема не обходилось ни одно шумное сборище, ни один день рождения, ни один капустник.