Соломенный кордон

Тихонов открыл замок и передал девушке ключ.

Галина обвела усталым взглядом небольшие домики деревеньки, с грустью посмотрела на соседний — самый большой дом, на воротах которого была вывеска «Начальная школа». Над головой ее висела дощечка: «Медпункт». И сбоку от этого слова — корявый рисунок медицинской эмблемы: черная чаша, обвитая полосатой змеей. Змея смотрела на девушку единственным глазом, открыв зубастую, щучью пасть,

— Это не художник писал. Мальчишка-четвероклассник. Мы закажем в районе настоящему художнику.

Галина зашла в медпункт. Тепло. Вымытые добела гладкие доски пола. На стенах плакаты, медицинские и призывающие к повышению урожая сельскохозяйственных культур. Широкий стол покрыт белой скатертью. Шкаф со стеклянной дверцей, на полках поблескивают инструменты, другой — без стекла, с этикеткой «Медикаменты», в углу умывальник, вдоль стен — две лавки, кушетка. Галина прошла в соседнюю комнату. Кровать с потускневшими спинками. Столик, два стула.

— Здесь вы будете жить.

— Одна? — зачем-то спросила она.

— Нет... то есть да. У вас будет помощница, санитарка. Тетя Дуся. Она тоже имеет своего рода связь с медициной — признанная повивальщица. Я сейчас пошлю за ней шофера, и вы познакомитесь.

— Ладно, потом. Я устала.

— Ну, хорошо, отдыхайте. Мы позже наведаемся.

Поставив к столу чемодан, Тихонов ушел.

Галина проспала до позднего вечера. Она не слышала, как приходил Тихонов с санитаркой, как они осторожно стучали в окно и дверь.

Проснувшись, она стала вспоминать все по порядку. Зимой вечереет рано, и она не знала, который час: часы ее стояли, завод кончился.

За плитой трещал сверчок. Девушка прислушалась. Ей показалось, что в соседней комнате кто-то возится. Она приподнялась на локте и посмотрела: из-за двери кто-то выглядывал. От страха у нее похолодело в груди. «Вскочить и кричать, звать на помощь... а если он меня не видит... не трогал же, пока я спала...»

Галина, затаив дыхание, закрыла глаза. Сверчок умолк. Вдруг она отчетливо услышала шорох. Девушка вскрикнула. Кто-то продолжал глядеть из-за двери, не меняя позы. Присмотревшись, Галина узнала свое пальто, висевшее па гвозде, но шуршание продолжалось. Коснулась босыми ногами холодного пола, поежилась и, решившись, пошла на шорох. Шуршала газета, приклеенная к раме над форточкой. Видать, летом она отпугивала мух.

В этой комнате было прохладней. Девушка захлопнула форточку и стала смотреть в окно. Ровный свет луны. Белый, поблескивающий снег и чьи-то темные следы от ее окна к церкви. Следов много, одинаковые. Ходил один. Она вспомнила хмурое лицо председательского шофера, который время от времени поглядывал на нее в зеркало, прикрепленное перед его глазами.

Черная тень церкви, сохраняющая силуэты колокольни, луковиц и крестов, лежала на белом снегу. Из тени вышел человек и направился к окнам медпункта. «Боже что же будет!..»

Человек, приближаясь, останавливался, оглядывался по сторонам и опять шел. Из-за спины у него торчало ружье. Вот он приблизился почти к самому окну и повернулся.

«Сторож!» — догадалась Галина. — Трусиха. А что, если ночью какой-нибудь случай и за мной придут?..» Раньше ей никогда не приходилось оставаться одной в доме. «Какая я трусиха!..» — Она вернулась в постель и расплакалась.

Стучали в окно, у которого стояла койка. Маленький квадратик зеркала горел желтым огнем, отражая солнечные лучи.

— Я сейчас! — крикнула Галина. Надела белый мятый халат и пошла открывать. На пороге стояла пожилая женщина в пуховом, серого цвета платке, с приветливым выражением доброго лица и внимательными карими глазами,

— Всполошила? Извините. Мне надо убрать. — Она прошла в комнату. Сняла полушубок.

— Я сейчас поставлю утюг, а вы снимите этот халатик, скоро придут пациенты.

— Как «придут пациенты»? У меня же еще ничего нет.

— А так, придут. И больные имеются, и любопытные придут. Без врача мы год, приходилось в район ездить. А за год сколько болезней всяких накопилось, ну, и любители поохать тоже будут. Любопытные — те сами собой. Вы знаете, сколько мы писали всяких писем, пока вот вы приехали. Звать-то вас как? Я — тетя Дуся, санитарка, значит, ваша. Вчера с Тихоновым приходили. Не достучались. Спали хорошо? Ну, слава тебе господи.

Она разговаривала, вытирая окна, подметая, разжигая плиту.

— По отчеству вас как?

— Галина Сергеевна.

— Галина Сергеевна, повторила тетя Дуся, — имя приятное. Молоды вы, Галина Сергеевна, и поэтому будьте построже и поосторожнее. Деревня большая — сто семьдесят дворов, люди разные.

Галина умылась, причесалась. Тетя Дуся подала ей отутюженный халат.

— Красавица вы какая, только по театрам ходить.

Девушка открыла шкафы, стала смотреть, что там есть.

— Не так-то надо. Вот бумага, здесь все указано, что имеется. Когда уходила последняя врачиха, сам Тихонов проверял, а бухгалтер записывал.

Люди входили робко, садились на узкую лавку, стоявшую тут же, у двери.

Галина волновалась, хмурилась, то и дело поглядывала на входящих.

Постепенно она вошла в роль, увлеклась, повеселела, стала спокойнее обследовать больных.