Соломенный век: Сутемь

Пока мужчины обговаривали предстоящий путь, Кира молча сидела и в пол-уха слушала, а между тем спокойно возилась с одним из арбалетов, срезая ножом углы ложа в тех местах, где его нужно было держать. Некоторые из арбалетов были довольно грубо сделаны, и она, видимо, исправляла таким образом ошибки горе-мастеров. На её руках взгляды мужчин задерживались дольше обычного. Любая девушка постыдилась бы показывать такие руки – с царапинами, ободранными мозолями и обгрызенными ногтями, под которыми копилась грязь. Ещё сильней в глаза бросались уродливые шрамы на тыльной стороне левой руки, а на правой – следы заживающего ожога, которые она осмотрела, сняв нехитрую повязку с ладони. Только у замужних крестьянок можно было увидеть такой плачевный вид рук – и у мужчин-работяг, которые в отличие от женщин не особо переживали за приглядность этой немаловажной части тела. На первый взгляд вид рук Киры вызывал некоторую брезгливость, но, понаблюдав за ней некоторое время, это чувство начинало проходить. Она вся являлась примером некой жёсткой природной красоты, притягивающая к себе именно своей естественностью. В ней не проглядывалось ноток мужской ухватки, какие можно заметить у тех, кого обычно прозывают «бабой в штанах», ровно как и не видно было даже толики девичьей жеманности и наигранного изящества. Ничего лишнего. Ни одного лишнего движения, взгляда, слова, улыбки.

За всё утро даже самый прозорливый из миракандцев не смог разгадать, кто из мужчин претендует называть её своей женой, ибо она никому не выказывала тех тонких доверительных знаков, по которым можно это установить. Ни один из мужчин в свою очередь не помахивал руками перед глазами очарованных миракандцев с намёком, чтобы не слишком засматривался. Уж точно не из чувства благодарности – сутемьчане слыли народцем довольно прямолинейным. Приговорки «не в обиду сказано» в их речевом обиходе не существовало, её заменяла усмешка «хочешь обижаться – делай на своё здоровье».

Вопрос принадлежности винтовки тоже изрядно интриговал. В столице не принято было доверять женщинам огнестрельное оружие. Запрета как такового не существовало – как не существовало и причин давать девушкам играться с дорогими и опасными штуками. Всё огнестрельное оружие хранилось на складе под замком и выдавалось только по комендантскому разрешению, поэтому воинов с дробовиками или обрезами удавалось увидеть на улице или в округе только в исключительных случаях.

Известное дело, что у людей в Сутеми странные порядки, но насчёт оружия там должно быть ещё более строго, ибо там его на раз-два обчёлся. А тут – здрасте пожалуйста: девка с винтовкой! Быть такого не может – скажут дома, расскажи знакомым. Добавь, что у неё ручной волк и она редкая красавица – сразу решат, что ты их разыгрываешь. Нашёл дураков. Иди, детям сказки рассказывай.

Очень непривычно было видеть женщину в роли скаута, а сомнения в этом быстро рассеивались при виде её экипировки: она не только была одета иначе, чем другие женщины – в типичную походную одежду скаутов, – но и носила при себе ножи точно таким же образом: один на поясе, один на голени, – и уж точно не для того, чтобы резать хлеб с огурчиками. Ловкость рук, с которой она обращалась с ножом, достигается только после многих лет обращения с ним. Кромсать каждый день мясо на куски недостаточно, нужно ещё научиться вырезать – а это уже более тонкая работа. Попроси её сейчас подбросить нож в воздух и поймать, не порезавшись, – и она это наверняка сделает играючи. Ещё спросит, какой рукой.

Когда мужчины решили, что пора собираться в дорогу, Кира без промедления встала и выискала глазами в толпе свою подругу, подозвав жестом к себе. Та будто заранее знала, что от неё хотят узнать, и сообщила, сколько людей не могут идти и кому какая поддержка нужна. Не все могли похвастать такой закалкой как у Ареста, который встал поутру как ни в чём не бывало. Всё решаемые проблемы, а теперь даже более легко, чем в предыдущие дни. Самые большие трудности возникли с детьми, которые слёзно жаловались матерям, что ножки болят и больше не могут. Их легко было понять после стольких дней странствий по горам. Волшебное заклинание: «У Киры тоже ножки болят. А ещё она упала и у неё теперь вообще всё болит. Но она всё-равно идёт и не плачет», – уже не всем помогало, поэтому уговорить их удалось обещанием, что часть пути они проедут на плечах сильных мужчин, которых теперь стало намного больше. Динат незамедлительно выполнил обещание, водрузив на свои плечи трёхлетнюю девочку (это была не Малика – та просила шёпотом у Нои разрешения идти с ней за руку). Его примеру последовали и другие скауты. Рустам мог бы понести и двух детей – по одному на каждом плече, – но решил не геройствовать и подхватил самую капризную из всех.

С новыми силами и энтузиазмом табор двинулся в путь. Вблизи лагеря, сразу за первым выступом скалы, лежала разделанная туша архара. Пришедшие ночью её не заметили и только теперь обратили внимание.

– Где сняли? – спросил Арест Рустама, который был ближе других.