Солона ты, земля!

Партизаны прыскали в кулак и на карачках расползались в разные стороны. Тищенко так зыркнул на говоруна, что тот, кряхтя, поднялся с земли, вытянулся перед ним, приложил растопыренную пятерню к картузу.

— Виноват, товарищ командир.

Тищенко, сдерживая себя, тихо пригрозил:

— Больше ты у меня никуда не пойдешь, ни на какие операции! Завхозом будешь в отряде, понял?

Дед опустил руку, поддернул портки, сползшие под тяжестью гранат в карманах.

— Без моего, брат, согласия не имеешь права. Это тебе не райпотребсоюз! — уколол он Тищенко, работавшего до войны председателем Каменского райпотребсоюза. — Завхозом я, брат, и дома был… Вот… Стоило ли за сэстоль верст ехать, чтобы опять быть завхозом, а?..

К месту операции пришли на закате солнца. Уже было известно, что мост охраняется двумя часовыми — на том и на другом берегу по одному, что мост имеет четыре ряда деревянных свай по восемь штук в каждом ряду, что по мосту в час в среднем проходит в оба конца до сотни машин, ночью — больше. Не известна была только глубина реки да количество солдат в караульном помещении, под которое был занят дом дорожного ремонтера в километре от моста на противоположном от разведчиков берегу.

Лежали молча, не спуская глаз с часовых, прохаживающихся вдоль перил навстречу друг другу по правой стороне моста. «Действительно, еще не пуганые, — отметил про себя Тищенко. — Разве по одной стороне ходить надо… Подплыть будет легче, а вот отплывать опасно».

К двенадцати часам группы прикрытия подобрались к шоссе и залегли по обеим сторонам вблизи моста. Ровно в двенадцать с немецкой пунктуальностью сменили часовых.

А машины с притушенными подфарниками мчались одна за другой на бешеной скорости и нескончаемым потоком. Часовых снять незаметно едва ли удастся.

— Тронетесь в полвторого, — шепнул командир отряда. — Часовые будут не так насторожены.

Тищенко сам спустился с ребятами к реке, проверил, хорошо ли прикреплена к доскам взрывчатка, ощупал каждого из четырех — висит ли на ремне поверх трусов пистолет, нож. Еще и еще раз осмотрел каждый кустик на противоположном берегу.

Ровно в полвторого тронул каждого за плечо, и ребята неслышно спустились в воду, поплыли гуськом у самого берега в тени кустов. Хватит ли осторожности у ребят, выдержки, сумеют ли в темноте быстро прикрепить к каждой свае шашку, не забудут ли вставить запалы, включить часовой механизм? Сумеют ли незаметно выбраться из-под моста вниз по течению? Река хоть и называется Великой, на самом-то деле она не так уж и велика, всю видно от берега до берега. Тищенко глаз не спускает с часовых — их хорошо видно на фоне очистившегося неба. Автомат у него наготове. В случае чего с полсотни метров он не промажет, не будет ждать, пока группы прикрытия откроют огонь. Он помнит, как, провожая их, смотрел ему в глаза Аркадий Николаевич — ведь сына своего вручал другу…

А время тянется медленно-медленно, а сердце стучит все сильнее и сильнее. «Старею, наверное, — думал он, — нервы сдавать стали».

С ревом на полном газу проносятся машины. Под мостом по-прежнему темно и тихо, ни единого всплеска не слышно. Посмотрел на часы, прошло всего-навсего десять минут. Еще пять минут и они будут под мостом, потом поплывут дальше. И мало и все-таки так много заключено в этих пяти минутах! Папиросу не успеешь выкурить, и в то же время можно поседеть окончательно, можно полжизни перебрать в мыслях за пять минут. Можно перенестись в свою юность, снова пережить — в какой уже раз! — гражданскую войну. Вспомнить, как они с Аркадием вот такими же пареньками — чуть постарше Кима и его товарищей — под носом у колчаковцев размножали листовки, готовили восстание в родном селе Усть-Мосихе, как под Солоновкой шесть раз за день поднимали партизанский полк «Красных орлов» в атаку на пулеметы, как потом восстанавливали народное хозяйство в стране. Давно ли это было! Кажется — вчера. В памяти сохранилось все до мельчайших подробностей. А пролетело уже двадцать три года! Во сколько же больше этих пяти минут, которые растянулись как вечность?

Вдруг часовой остановился. Сердце остановилось у Тищенко. Неужели заметил? Но часовой постоял и пошел дальше. Он и раньше иногда останавливался и смотрел на воду. Только раньше эти остановки были вполне естественны, а сейчас в каждом его движении мерещился провал операции, гибель ребят.

Прошло еще пять минут. Сейчас Кимка с дружками должен быть уже метров за пятьдесят ниже моста, если, конечно, у них не произошло никакой задержки. До взрыва осталось десять минут, хотя бы успели они выбраться на берег. А там уже почти в безопасности.

Двум партизанам, сопровождавшим его, Тищенко приказал прихватить белье ребят и отползать в лес. Сам подождал еще немного и тоже пополз к группе прикрытия.