Солона ты, земля!

— Донести хочешь своим хозяевам? Ничего не выйдет. Я — шмыг сейчас, и нет меня. Попробуй, найди!

— Доносить не собираюсь. Я не из ихтиозавров. А ты, если не травоядный, а деловой парень, то такой — самому мне нужен.

— Это зачем же?

— Стало быть, нужен, коль спрашиваю. Говори: ты языком… того… — поболтал он ладонью перед своим лицом, — или не того?

— Чего того?

— А насчет этого… — механик повторил пальцем то же спиральное движение над головой, какое только что делал паренек. — Не для храбрости?..

Парень косился на механика.

— Может, и не для храбрости, — тихо ответил он. — А какая разница?

— Ты один такой смелый или друзья есть?

— Может, и есть.

— Хм… — механик не спускал подвижных смышленых глаз с паренька. — Надо мне таких смелых.

— Это зачем же они тебе?

— Раз говорю, значит, нужны для дела — зверинец хочу устроить… Тебя как звать-то?

Парень замялся.

— Ну, допустим, Костя.

Механик изобразил на лице неподдельный восторг, хлопнул себя по коленке.

— Ты смотри! Меня тоже — Костя! Стало быть — тезки. Садись, тезка, поговорим.

— Ничего, я постою.

— Ну, ладно, постой, — великодушно разрешил механик. — Я тебя вот что хочу спросить. Только давай так — без булды. Ты здешний?

— Здешний.

— До войны где работал?

— Учился в техникуме машиностроительном.

Механик с подчеркнутым раздумьем поднял бровь, потом качнул головой.

— Ничего, подходяще. А сейчас чем занимаешься?

Парень сплюнул под ноги.

— Да так, ничем в основном.

— Хочешь у меня на подхвате быть?

— Водокачку ремонтировать?..

— Не только. Кое-что еще делать.

— А что именно?

— Именно? Найдем какое-нибудь занятие. Понял? Приходи завтра ко мне на водокачку.

Так посланец партизанской бригады Костя Кочетов наткнулся на пустошкинскую подпольную организацию. Организация небольшая — всего полдесятка человек, собравшихся стихийно с одной лишь целью: как можно больше напакостить немцам. Делали они это без определенного плана, случайными наскоками — то бричку с медикаментами, оставленную на ночь во дворе, опрокинут, побьют склянки, то стянут автомат у зазевавшегося немца или заткнут трубу в избе, где немцы живут. Те начнут топить печь, а дым весь в комнату идет.

Костя, выяснив все это, решительно сказал:

— Баловство все это! С сегодняшнего дня займемся серьезными делами.

Он, пользовавшийся уже кое-каким доверием немецкого коменданта, устроил своего тезку на станцию осмотрщиком вагонов. Велел ему работать изо всех сил, чтобы заслужить благосклонность начальства. И Костя Гордиенко старался. На него косились остальные рабочие, не упускали случая зло подковырнуть усердие новоявленного выскочки. Но тот не обращал внимания. Потом ни с того ни с сего вдруг на перегонах стали загораться эшелоны — возьмет и вспыхнет цистерна в середине состава. От нее начинает полыхать вторая, третья. Пока машинист заметит, пока остановится, — отцепит горящие — полэшелона как не бывало. Немцы усилили охрану на станционных путях, обыскивали рабочих, но ничего не помогало. Эшелоны горели. Костя Кочетов посмеивался:

— Это, тезка, посолиднее, чем разбить десяток бутылей с карболкой или трубу на крыше заткнуть, правда?.. Но это тоже не главное. Наша задача — разведывательные данные. Нам нужны свои люди в полиции, в комендатуре. У тебя, случайно, нет там знакомых?

Гордиенко сморщился, как будто у него заныл зуб.

— Е-есть одна там… В школе с ней вместе учился. Но она такая стерва, что встречаться противно.

— Где она работает?

— В полиции где-то. Не знаю, кем она там у них. Одним словом, шкура та еще!

Механик обнял своего тезку, ласково сказал:

— Ты должен с ней встретиться. Так, будто случайно и не особо радушно. В общем, прикинься травоядным, чтобы она ничего не заподозрила. Понял?

Гордиенко прижал руки к груди.

— Противно! Понимаешь, Костя, противно! Не могу.

— Ты брось мне эти нежности телячьи. Ишь, какой млекопитающийся выискался! — Гордиенко, которому очень полюбился его новый разухабистый шеф, улыбаясь, закивал согласно. А Костя продолжал: — Тут надо быть актером. Ты никогда в самодеятельности не играл?.. Вот и плохо. Меня еще до войны чуть было не втравили в это дело. У меня дружок дома был тронутый на актерстве человек, так он хотел всех в селе сделать актерами. Так что я кое-чего от него нахватался. Главное — это вжиться в свою роль, днем и ночью чувствовать себя тем, кем ты должен быть. Понял? А с девицей тебе придется все-таки встретиться. Как ее звать-то?

— Маня мы ее звали. Маня Скворцова. Отличница была. А не любили ее ребята. Вечно учительнице ябедничала. Ох, и лупили мы ее! Маменькина дочка была. Ходила чистенько, с бантиками. Отца у нее в тридцать седьмом году забрали. Начальником станции был здесь. Говорят, маршрутные эшелоны загонял не по адресу, вредил. Вот и дочка пошла в него, такая же стерва.

И все-таки он с ней встретился — «случайно» столкнулся носом к носу у билетной кассы в кинотеатре.

— A-а, Маня! Приветик! — развязно осклабился он. — Сколько зим сколько лет! Как живешь-то?..

В кино сидели рядом. Потом пошел ее провожать. Дорогой вспоминали школу, свой класс.