Хотела бы я знать ответ на этот вопрос… Я вдруг поняла, что он прав. Несмотря на то, что произошло на Оленьем мысу, ни на то, что я знала о нём, это чудовище всё равно притягивало меня. Так манит порой крутое ущелье, когда ты идёшь по горному мосту и вдруг останавливаешься, вглядываясь в головокружительную бездну. Я словно раздваивалась: самой разумной части меня хотелось бежать от него сломя голову, но была ещё одна Ирэна, которая всматривалась в его тьму и тянулась туда…
— Смерть притягательна, не так ли, Ваше высочество? — прошептала я.
Его глаза снова вспыхнули.
— Я не убью тебя, — прошептал он, проводя большим пальцем по моей нижней губе. После вчерашнего укуса она несколько опухла и его прикосновение вызвало лёгкую боль. Я невольно вздрогнула. — По крайней мере, не сейчас… Не бойся.
Вот уж утешил, так утешил! Спасибо. Теперь совсем не страшно.
Ролдао вдруг отпустил меня и отстранился.
— А теперь иди. Ты свободна в своих перемещениях в пределах резиденции и Дэльории. И я тебе дарю лошадь. Ту, которую ты уже знаешь. Я отдал распоряжение, и конюх оседлает её тебе, как только захочешь.
— Не замерзайте, Ваше высочество, — дерзко улыбнулась я и вышла, чувствуя, что он смотрит на меня своим завораживающим змеиным взглядом.
— Ирэна, — Криштиан поймал меня в объятья в коридоре перед кабинетом. — Зачем?
— Я выиграла время. И свободу передвижения, — шепнула ему, быстро целуя в губы. — Верь мне.
А затем выскользнула из его объятий и побежала прочь. Я поняла, что больше всего на свете хочу сейчас мчаться на лошади по горному серпантину. Хочу увидеть город. Почувствовать свободу, хотя она — всего лишь иллюзия. Я знала это.
Мы ещё сразимся, мой сероглазый король. Но для этого мне нужно понять тебя, причины, мотивы и вот это всё, что ты и не прячешь особо, но чего никто не в состоянии понять.
Кроме меня.
Я хочу узнать, что творится в твоей голове, что движет тобой в твоих поступках. И я пойму это…
— Ника! Поедешь со мной в город? — крикнула я, неожиданно выскочив на сестру.
Доменика медленно, как сомнамбула, бродила по аллеям парка.
— Зачем?
Мне не понравился её потухший взгляд. Я обняла её и притянула к себе.
— Не сдавайся, сестрёнка! Мы ещё не проиграли ему, слышишь? Не опускай крылья.
Она взглянула на меня без улыбки.
— Ты не понимаешь… Когда натуралист сачком ловит бабочек и складывает в банку, они тоже бьются о стеклянные стенки, веря, что смогут вырваться на свободу. Но на самом деле, они уже обречены…
— Тупое сравнение! Мы не бабочки. Мне пришла мысль… Поехали со мной к капитану Лианору, он…
Доменика отшатнулась, и её глаза полыхнули гневом.
— Нет! Только не к нему! Он предал моего отца! Это из-за Лианора отца расстреляли!
— Что ты говоришь? Чушь какая!
Сестра презрительно скривила губы:
— Процесс длился полгода. Отец отрицал свою причастность к любым террористическим партиям. Заседание суда было закрытым, но я умудрилась пробраться накануне вечером и спрятаться под стол, покрытый бархатной скатертью. Я слышала всё, Ирэна. И слышала, как читали признательные показания комиссара Лианора, в которых тот утверждал, что отец планировал свержение власти и прочую чушь. На основании этого документа и был вынесен приговор.
Я попятилась.
— Уверенна, что это была фальшивка… Документ подделали…
Доменика жёстко глянула на меня.
— После того, как обвинитель прочитал документ, он спросил: «Вы подтверждаете то, что здесь написано, дон Лианор?». И я услышала голос папиного «друга». Он сказал: «Да. Всё верно».
— Ты ошиблась.
— Нет. Он часто бывал у нас до папиного ареста, они действительно с отцом были друзьями. Я не могла бы перепутать его голос ни с одним другим.
Нет! Несмотря на то, что капитан в минуту опасности отрёкся от меня, я всё равно не могла в это поверить…
И вдруг вспомнилось: «Никому никогда не верьте. У каждого человека своя собственная игра. Доверяйте только себе. И то — с оглядкой. Потому что однажды даже этот, последний человек, вас предаст».
Сердце дёрнулось. Захотелось закричать, зажав уши.
Доменика, видимо, что-то увидев в моём лице, обняла, прижимая к себе.
— Прости, — прошептала, — это правда. Прости, мне жаль, что я причинила тебе боль.
Я отстранилась.
— А что на это ответил твой отец?
— Он сказал: «Это ложь, господин судья. Вы знаете это. Диаманто, я тебя прощаю. Помни».
Как благородно! Как омерзительно, до тошноты, до судорог благородно и великодушно.
Я задумалась.
— Но ты поедешь со мной в город? Мы можем попытаться поискать ответы в библиотеке…
Доменика покачала головой.
— Прости…
Рано же ты сдалась, сестрёнка.
— Хорошо, — я кивнула. — Пожалуйста, принеси в мою комнату сливки.
— Ч-что? — переспросила Ника, изумлённо распахнув глаза.
— Сливки.
И, раньше, чем она задала следующий вопрос, я развернулась и пошла искать королевские конюшни.
«Плевать, — сердито думала я, слушая как садовник объясняет дорогу. — Плевать. Он, может, и предатель, но он — самый умный человек в этом городе…»