Соловьиная песнь (СИ)

Приближался день празднования победы Коренных над Кроликами. Мэри знала, что это особенное событие не только для Углов, но и для всего бандитского Нью-Йорка. Потому надо было основательно подготовиться. Она собиралась надеть платье из темно-синего вельвета с открытым верхом и пышными рукавами, доходящими до локтя. Но, тем не менее, воздержалась от кринолина. На балах просторно, чего не скажешь о сборищах Пяти улиц. На ее юбки постоянно наступали бы, позволь она быть себе такой широкой. Потому, сочетая моду балов и моду улиц, Мэри остановилась на этом облачении, а вокруг пояса обмотала черную бархатную ленту. «Не слишком ли много бархата?» — задала она себе риторический вопрос, но бант вышел таким пышным и красивым, что девушка уже не могла избавиться от него.

— И на этот раз не скажете мне, куда собираетесь? — тихо спросила Дэйзи, сегодня не собираясь спорить. Она помогала леди зашнуровать корсет.

— Завтра я поеду в гости, — Птичка про себя порадовалась интонации тетушки.

— Зачем Вы врете мне, мисс Грей? Я ведь знаю, что Вы не в гости вовсе едете.

— Да? А куда же? — с любопытством спросила Мэри и выразительно посмотрела на свою служанку. Та будто бы постарела лет на десять, как бы невзначай отметила для себя девушка, естественно, не развив этой мысли, не став искать причинно-следственной связи.

— Как не знать, мисс. Я ходила на рынок, слышала все новости. Как раз завтра годовщина победы Коренных. Скажи, пожалуйста, Мэри, ты связалась с одним из них? Или из других бандитов? Я, право, думала, тебя соблазнил какой-то недобропорядочный джентльмен из ваших, но это… Это куда хуже. Я знаю, что ничего не поделать, но, дитя, я боюсь за тебя. Знаешь, сколько девушек погубили такие мерзавцы?

«Он не мерзавец, — хотела было ответить Мэри, но вовремя осеклась и прибавила про себя с едкой усмешкой, — он — глава мерзавцев».

— Я ведь видела тебя еще ребеночком, я знаю, что ты хорошая, умная девочка. Зачем же ты делаешь это, разве не знаешь, как опасно бывает… Ты ведь можешь…

— Забеременеть? Что ж, если ты решила говорить напрямую, я тоже буду. Я знаю риски не хуже кого-либо еще и контролирую ситуацию.

— До поры до времени, — с грустью добавила Дэйзи и, закончив с корсетом, вышла из комнаты.

Мэри тоже огорчилась. Ей правда не хотелось расстраивать няню, но так сложилась ее жизнь. Поздно сворачивать назад. Девушка, никогда не имевшая близких друзей и отзывчивых родственников, быстро забыла про Дэйзи, общение с которой для молодой и яркой Грей было невыносимо скучно, потому что та была очень ограниченна, обрела поддержку в лице «Бестии» Риган и Джеймса «Скрипача» Каррингтона. И, конечно, Мясника. Никогда Мэри не питала таких страстных и глубоких чувств к кому-либо. Лет в двенадцать она по примеру знакомых девчонок попыталась влюбиться в славного белокурого юношу-соседа из богатой семьи и даже поддерживала эту иллюзию в течение года. В своей записной книжке жизни она записала, что ощущает тех самых бабочек в животе, когда смотрит на Гарри. Но это было ложью, самообманом, малышка пробовала воспроизвести описанные другими чувства. Она поняла это, как только ее сердце по-настоящему было задето, нет, пробито насквозь безжалостной стрелой купидона. Или, может, старина Эрос решил позабавиться и вместо стрелы швырнул в нее ножом? Удивительно, к каким странным людям нас порой тянет.

В общем, девица совсем не собиралась расставаться с только что обретенным счастьем, пусть даже оно переплеталось с болью и неизбежными опасностями, пусть оно грозило всеобщим осуждением. Мисс Грей не жила до того момента, как решила прийти в «Хромую лошадь», надеясь защитить свое имущество и жизнь. Девочка расцвела, стала совершенно другим человеком. Надо признать, она отдалилась от книг, которые были ее единственным развлечением раньше. Вообще Мэри бросила все, чтобы с головой окунуться в новый мир. И не сказать, что жалела об этом. По привычке и по необходимости она еще обменивалась светскими визитами, общалась с тетушкой Дэйзи, выходила в сад помечтать, но все это было совсем не так, как прежде. Вторая жизнь наложила отпечаток на первую, на которую оставалось все меньше времени, все меньше желания.