Соловьиная песнь (СИ)

Грей не знала, что Дженни проделала точно такой же путь, как и она, и оказалась тут лишь на несколько минут раньше. Да ей было все равно. Не осталось сил думать. Зацепившись взглядом за Джен, она с трудом оторвала его и переместила на то, что было рядом с ней. Амстердам. Кажется, живой, он приподнялся. И нечто неподвижное рядом. Мэри закрыла глаза. Открыла их снова. Нет, ей показалось. Ей показалось. Этого не может быть. Ведь все так хорошо, она проделала этот путь, чтобы помочь, чтобы… Нет, неправда! Мэри отрицала увиденное, мотая головой, как сумасшедшая, не переставая смотреть на жуткое зрелище. Не думая ни о чем, она пошла вперед, чтобы убедиться, что ей просто померещилось. Дженни услышала шаги, отнюдь не тихие, потому что девушка двигалась, переваливаясь с ноги на ногу, клокочуще дыша и сипя. Эвердин мгновенно все поняла, поднялась с колен и встала, преграждая путь Мэри.

Мэри смотрела на нее невидящими взором человека, потерявшего контроль над собой, растерянного, выбитого из колеи, способного абсолютно на все. Но воровка не побоялась этого страшного вида и приблизилась.

— Постой, — прошептала Дженни, остановив ее за руку. Тогда-то бедняга метнула на нее взгляд, внезапно наполнившийся неистовой злобой.

— Где он?! Где он?! — спросила она, так сильно тряхнув рыжеволосую за плечи, что у той заболела голова, ушибленная по дороге. Неизвестно, откуда взялись подобные силы, но сейчас мисс Грей могла сделать что угодно, даже, пожалуй, свернуть шею кому-то голыми руками. И сделала бы с Дженни, не помешай голос, ужасно знакомый:

— Он умер, — сказал Амстердам, со сдавленным стоном поднявшийся.

— Что? — спросила Мэри, отпустив Джен. — О чем ты говоришь? — на секунду даже показалось, что она пришла в себя, готовая выслушать и принять неизбежную истину.

— Мясник умер. Умер, как он хотел. Сказал, что умирает настоящим американцем, — Амстердам закашлялся, вид у него был потрепанный и, не меньше, чем все остальные, он походил на оживший труп.

— Ты! Ты убил его! — глаза Мэри сверкнули, она крикнула так громко, что Дженни, стоящая рядом, чуть не упала от неожиданности, отступив на шаг. Она выглядела не многим лучше. Порванная, испачканная до такой степени, что казалась однородно грязно-серой одежда, растрепанные огненные кудри, жестоко разбитая губа, тут и там гематомы. Но она стояла на ногах крепче, чем Грей.

— Нет, — покачал головой парень, прикусывая губу от острой, режущей боли в израненных ногах. — Я избавил его от страданий. Это осколок… угодил прямо в печень.

— Ты лжешь! — Мэри выхватила нож и собиралась напасть на ирландца, резко шагнула и повалилась вперед. Ноги больше не слушались. Она издала страшный, душераздирающий вопль. И, не пытаясь больше подняться, заплакала, поползла к тому месту, где лежал Билл. Амстердам и Дженни с тоской смотрели на это жалкое зрелище.

Птичка не была им врагом, вовсе нет. Они смотрели, как девушка в наряде, когда-то, должно быть, красивом, но теперь похожим на тряпочное месиво, с распущенными каштановыми волосами, окровавленная, прижималась к руке мертвеца. Как она говорила что-то, шептала, стонала, срывалась на хриплый крик. Вдруг снова рвануло где-то в соседнем квартале. Значит, бунт еще не подавлен. Амстердам, держась за раненый бок, сказал своей спутнице:

— Нужно уходить.

— Постой, — ответила ему Дженни, по щекам ее текли соленые слезы, — нельзя оставлять ее тут.

========== Лазарь, иди вон! ==========

Мэри не помнила, что было дальше. Не помнила, как ее уговаривали, оттаскивали, вели домой, изнеможенную, обескровленную, и тяжелейшими усилиями восстанавливала в памяти последующие дни. Она была дома, за окном все так же гремело, а Дэйзи то и дело о чем-то пыталась заговорить с ней. Ответа не поступало. Мисс Грей была бледной, выглядела так, будто была на грани смерти, хотя раны были обработаны и не представляли угрозы для жизни. Она будила няню ночными криками «Где он?! Где он?!», а затем, пробудившись, смотрела на тетушку и хлопала глазами, как помешанная, точно видела ее впервые.

На четвертый день девушка заговорила.

— Я ведь не… не пропустила… похороны? — спросила она Дэйзи, кормившую ее с ложки.

— Чьи похороны, дитя? — тихо спросила женщина, застыв на кровати, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть девочку, ведь та наконец сказала что-то связное. В последнее время ей приходилось слышать от Мисс Грей только полные страданий восклицания во сне, почти всегда неразборчивые.

— Его похороны, Дэйзи, его. Ведь он умер. Я не верила. Дэйзи, ты знаешь, что он умер? — она говорила так медленно, точно едва могла шевелить языком. Между каждым предложением, словом висела пауза длиной в добрые полминуты.

— Кто умер?