Сома-блюз. Романы

- Привет, я Хоб Дракониан, кому имею удовольствие исповедываться?

- Мне сказали, что вы немного дурак, - проворчал совсем несвященнический голос по другую сторону перегородки.

- Но все же не такой дурак, чтобы назначать встречу в исповедальной кабине, - заметил я. - Что это для вас, какое-то извращенное удовольствие? И, кстати, кто вы?

- Разговаривая с вами, я должен оставаться невидимым, - сообщил голос. - Это место мне кажется самым безопасным из всех, какие я мог за короткое время придумать. И его преимущество в том, что оно рядом с вашим отелем.

- Да, рукой подать, - согласился я. - Конечно, вы могли бы прийти ко мне в номер, я бы поставил несколько бутылок вина, и мы бы обо всем переговорили в цивилизованной манере. Я полагаю, это место безопасно до тех пор, пока священник не заинтересовался, во что мы играем в его кабине.

- Священник в Маракеше, он в отпуске, - возразил голос. - По-вашему, мы не умеем устраивать такие дела?

- Не знаю. А кто вы?

- Вам нет необходимости этого знать.

- Вы правы, - согласился я. - Но у меня также нет необходимости быть здесь. - Я встал. - Если вы захотите продолжить разговор, то найдете меня в «Пье дю Кошон», это рядом. И, наверно, я закажу гратинэ.

- Не так быстро, - зашипел предполагаемый эрзац-священник. - Сколько вы заплатите за информацию об Алексе?

Я снова сел. Наконец мы вернулись к реальности.

- Я должен сначала услышать информацию, потом буду судить, сколько она стоит.

- Моя информация потребует минимальной платы в пятьсот американских долларов, если вы решите, что она ценная. Это подходит?

- Да, - согласился я, - но только если ценная.

- Можете вы дать мне сейчас сто долларов, чтобы показать свои добрые намерения?

- Не будьте смешным, - фыркнул я.

- Ладно. Идите за мной.

35. ЭСТЕБАН

Мы вышли из Сент-Осташ, фальшивый священник и я, и промаршировали по рю де ля Трюандери и затем по рю Сен-Дени. Снэк-бары, бутики, секс-шопы, кафе - все работало в полную силу. Я покосился на своего компаньона. Высокий, с желтовато-зеленым цветом лица, хищными глазами и усами Панчо Вилья.[28] То, что я принял за сутану, оказалось пончо.

- У вас есть имя? - спросил я. - Или к вам можно обращаться как к фальшивому священнику?

- Зовите меня Ишмаэль, - ответил он. - Нет, впрочем, не зовите меня Ишмаэль, это только нервный рефлекс от литературных курсов в Новой школе в Нью-Йорке, на которые я ходил в прошлом году.

- Это были хорошие курсы? - проговорил я, считая, что надо что-то сказать.

- Мне, в частности, нравилась грудастая молоденькая еврейская девушка, которая их посещала, - признался он. - Что же касается остального, то я буду счастлив, когда наконец перестану думать о белых китах по имени Моби Дик.[29] Вы можете звать меня Эстебан.

Мы еще немного прошли в приятном молчании.

- Куда вы меня ведете? - наконец спросил я.

Мы как раз подходили к тенистым аллеям, окружающим фонтан Непорочных. Это место связано с плохими воспоминаниями. Во время осады Парижа Генрихом Наваррским в 1590 году мертвые покидали кладбище, расположенное в этом районе, и, как рассказывают, танцевали на улицах. Сейчас днем это туристская достопримечательность, а ночью место, где заключаются подпольные соглашения и небольшие контрабандные сделки.

- По-моему, здесь будет так же хорошо, как и в любом другом месте, - объявил Эстебан.

Две фигуры отделились от бродяг, окружавших фонтан. Мне не понравилось, как они подошли прямо ко мне, отрезав меня от прохожих с одной и другой стороны. И мне не понравилась манера, с какой Эстебан попятился, его рука полезла в карман накидки и вновь появилась с чем-то блестящим. Это была не гармоника.

- Эстебан, у меня создалось о вас ложное впечатление, - проворчал я.

- Неужели?

- Я принимал вас за честного мошенника, а вы оказались момцером самого дурного полета.

- Момцером! - захихикал Эстебан. - Я забыл экзотический диалект Нью-Йорка. Как я хотел бы научиться говорить с идиомами.

- Если мы провернем нашу сделку, я бы мог стать вашим учителем идиша.

- Я моментально почувствовал к вам расположение, Хоб. - Эстебан без усилий произнес «Х» в моем имени. - Мне жаль, что я должен поставить вас в такие условия, какие вы себе и вообразить не можете. Политика - жестокая любовница.

- Перестаньте разыгрывать из себя злодея, у вас ничего не выходит, - усмехнулся я. - Послушайте, Эстебан, серьезно, давайте вы и я где-нибудь сядем и поговорим. Нет ситуаций, из которых нет выхода.

- Если бы дело было во мне, - протянул Эстебан с тем меланхолическим выражением, которое иногда появляется на лице южноамериканцев, когда они вынуждены расправиться с человеком, который им на самом деле нравится. - Но мои руки связаны. Приказ об этой акции идет прямо от «Эль Групо Бланко».

- Ох, идет прямо от «Эль Групо Бланко», - повторил я за ним.

- Да, это так.

- Черт, - возмутился я, - почему вы не сказали мне с самого начала? В таком случае вам позволено делать со мной все что угодно, раз уж «Групо Бланко» берет ответственность на себя. А теперь, Эстебан, честно признайтесь, разве это не дурацкая позиция?