Черепаха и шакал жили на берегу реки. Каждое утро они отправлялись на поиски пищи. Черепаха переплы-32 вала на другой берег, забиралась в огород, принадлежавший человеку, и ела там овощи. Шакал же плавать не умел и поэтому добывал себе пропитание на этом берегу.
Однажды шакал попросил черепаху:
— Перевези меня на тот берег. Я тоже хочу полакомиться овощами.
— Хорошо, — ответила черепаха. — Но я должна предупредить: у огорода есть хозяин. Если он увидит нас там, будет плохо. А ведь ты любишь кричать, когда утолишь голод…
— Не беспокойся, — ответил шакал. — В огороде я не издам ни звука.
Черепаха посадила шакала себе на спину, перевезла на другой берег и проводила в огород. Шакал наелся досыта, забыл об обещании, данном черепахе, и залаял.
— Что ты делаешь?! — ужаснулась черепаха.
— Ничего особенного, — ответил шакал. — Когда я хорошо поем, я всегда лаю. У меня обычай такой.
На лай шакала прибежал хозяин, и испуганные звери еле спаслись.
На берегу шакал вновь забрался на спину черепахе, и она поплыла. На середине реки черепаха начала раскачиваться из стороны в сторону.
— Что ты делаешь?! — закричал шакал.
— Ничего особенного, — ответила черепаха. — Когда я достигаю середины реки, я всегда раскачиваюсь. У меня обычай такой.
Черепаха закачалась еще сильнее, шакал свалился в воду и утонул.
Как-то шакал и три льва отправились за добычей. Им долго не везло. Но вот они увидели на дне ущелья мертвую верблюдицу.
— Давайте спустимся и съедим ее, — предложил один из львов.
— Спуститься можно, — ответил шакал. — Но как мы потом вылезем оттуда?
— Зачем же вылезать? — сказал другой лев. — Разве мясо верблюдицы когда-нибудь кончится?
Львы спустились в ущелье, а шакал остался наверху. На другой день он окликнул львов. Те сказали, что наелись досыта и очень довольны. Шакал убежал, а через неделю вернулся. Львы сказали, что от верблюдицы осталась одна голова. Через три дня шакал увидел в ущелье только двух львов.
— Где же ваш друг? — спросил он.
— Сегодня мы его съели, — ответили львы.
Потом один из оставшихся львов съел другого, а когда опять проголодался, разодрал себе живот, съел собственные кишки и умер. Из всех зверей уцелел только шакал — у него голод не отнял разум.
Однажды голодный шакал увидел двор, полный кур. Двор был обнесен высоким забором. Шакал нашел в заборе дыру, протиснулся в нее и съел столько кур, сколько вместил его пустой живот.
Вечером шакал решил убраться восвояси. Он подошел к дыре, но выбраться наружу не смог — мешал раздувшийся от еды живот.
«Ничего, — утешил себя шакал. — Посплю под деревом до утра, а за ночь живот станет меньше».
Так и случилось. К утру живот шакала спал, и он легко вышел на волю. Шакал отбежал немного и оглянулся.
— Злосчастное место, — проворчал он. — Приходишь сюда голодным, а уходишь — еще больше есть хочется!
Украл шакал у людей кумбе* с маслом, съел сколько мог, остальное размазал по щекам и пошел к гиене. Та увидала шакала и говорит:
— Где ты взял масло?
— Я помогал женщинам ставить дом1
, — ответил шакал. — Они меня и угостили.— А если я помогу мужчинам поставить изгородь2
, — спросила гиена, — дадут они мне масло, как ты думаешь?— Думаю, что дадут, — ответил шакал.
Гиена срубила большой куст, притащила на стоянку и спрашивает:
— Куда мне его класть?
Мужчины увидали гиену, схватили копье и убили ее.
Однажды гиена позвала в гости людей, зверей и домашних животных. Когда все пришли, она сказала:
— Не называйте меня больше Гиеной. Впредь я чужого не трону. Мое новое имя — Амина1
.Когда гости уходили, они привязали к дереву козу и сказали:
— Завтра мы ее заберем.
В полночь гиена проголодалась, набросилась на козу и съела ее.
Утром гости пришли и позвали:
— Амина! Амина!
Гиена увидела их и бросилась бежать.
— Я не Амина, — крикнула она. — Я — Гиена!
Встретились как-то четыре гиены и стали жаловаться на старость и болезни.
— Когда-то я была резвее всех, — сказала одна. — Теперь же мои ноги еле ходят. Но догнать антилопу, слава Аллаху, мне все еще удается.
— А я когда-то была зорче всех, — сказала вторая гиена. — Теперь в моих глазах мало света. Но в темную ночь при дожде песчинку, упавшую на дно ручья, я, хвала Всевышнему, все еще вижу.
— У меня, — сказала третья гиена, — когда-то были самые крепкие зубы. Разве то, что от них осталось, можно назвать зубами? Но и сейчас, грызя ослиный мосол, я иногда спрашиваю себя: «Это что — мясо, хрящ, жир или почка?»
— Ну а у меня, — сказала четвертая гиена, — когда-то были самые чуткие уши. Теперь я почти глуха. Правда, когда сагаро*, жуя траву за семью ручьями, говорит «якам-якам», я ее слышу. Но можно ли это назвать слухом?
Слепая овца отбилась от стада. Она забрела в пустынное место и паслась там одна. Как-то раз ее увидала гиена. Гиене захотелось съесть овцу, и она начала к ней подкрадываться. Овца услыхала шорох. «Наверное, хозяин идет!» — обрадовалась она и побежала к гиене. Гиена испугалась и повернула назад.