Горничная зевала во весь рот. Кончики пальцев прикрывали зев, верхние зубки сверкали белизной. Она жмурилась, с трудом разлепляя заспанные глаза.
– Родион Георгиевич? Вы знаете, который час?
Было пять минут девятого. Для трудолюбивой горничной самое время хлопотать по дому, готовить хозяйке завтрак и греть самовар. Звонок вырвал Муртазину из кровати. С босыми ногами, в длинной, до пят, ночной рубашке, на плечи накинула темную шаль. Причесать волосы и то не успела. Встречать слишком раннего гостя в таком виде было вызывающе неприлично. Кажется, приличия Муртазину теперь не волновали.
– Не послушали совета, – сказал Ванзаров, стараясь не замечать бурое пятнышко на белой ткани чуть ниже пояса, на которое женщинам немыслимо указывать, даже горничным и прислуге. Во всяком случае, он не мог позволить себе такую грубость.
– Чего не послушалась? – Борьба с зевотой продолжалась.
– Открыли дверь.
– Ах это. Ну вы же не посторонний. – Муртазина вздрогнула от холода и запахнулась шалью. Кажется, барышня окончательно проснулась. – Что за срочность?
– Надо прояснить обстоятельство, связанное с Квицинским.
Муртазина скривила губки.
– Нельзя ли в другой час…
– Нельзя, – строго ответил чиновник сыска.
– И что вам неймется, – сказала она, пропуская неугомонного гостя. – Встаете с утра пораньше, сами не спите и других мучаете…
Ванзаров не стал хвастать, что в эту ночь не сомкнул глаз. Некоторые подробности лучше опустить. Он повесил пальто на вешалку рядом с пышным капором хозяйки, который вышел из моды лет двадцать назад и до сих пор не съеден молью. Умели выделывать меха в глубокой древности…
В гостиную Ванзаров вошел как к себе домой. Все было по-прежнему, кроме капитанского мостика. Мадам Рейсторм отсутствовала, капитанское кресло пустовало.
Вошла Муртазина. Переодеться в платье не сочла нужным. Только закуталась шалью и встала у книжного шкафа.
– Где мадам? – спросил Ванзаров.
– Спит в своей кровати…
– Избавилась от привычки дремать в кресле?
– Пожелала лечь в постель. Родион Георгиевич, прошу вас, не тяните… До пробуждения Елизаветы Марковны мне надо еще себя в порядок привести.
Было кое-что, казавшееся неправильным. Ванзаров посчитал, что логика переутомилась за ночь. Нельзя все время подозревать. И запахи могут спутать. Хотя он готов был поклясться, что в квартире пахло неправильно. И довольно странно.
– Постараюсь кратко, – сказал он. – Вчера сообщили, что Квицинский пришел к вам, чтобы дать поручение. Потом выяснилось, что он хотел подвергнуть вас гипнозу, так как предполагал, что вы можете что-то знать. Верно?
Слушая настороженно, Муртазина кивнула.
– Возникает вопрос: с чего вдруг Леонид Антонович набрел на такую мысль?
– Квицинский совсем сошел с ума, – быстро ответила она. – Только и говорил об этом аппарате… Боялся, что уйдет у него из-под рук, так ему хотелось получить первым… Всю душу вынул…
– За последние дни сколько раз с ним виделись?
– Ни разу… Вчера нагрянул внезапно…
Что было правдой. В записной книжке за последние шесть дней не было отметок о встречах с «М-а».
– Тогда как объясните противоречие, – сказал Ванзаров, поглядывая на пустой капитанский мостик.
– Простите, я вас не понимаю. Очень хочется сварить кофе. Могу угостить.
Кофе Ванзаров избегал. Горче чая, слабее водки, и в чем смысл?
– Противоречие очевидное, – ответил он. – Квицинский внезапно решает допросить вас об изобретении Иртемьева при помощи гипноза. Почему? Ответ один: он вспомнил мелочь, которую вы сообщили ему несколько дней назад. Тогда он не обратил на нее внимания. Зато теперь мелочь стала чрезвычайно важной. Извольте сообщить, что именно Квицинский у вас выспрашивал…
Горничная отвернулась, глядя в окно.
– Ничего определенного, смутные намеки…
– Госпожа Муртазина, вы убеждаете меня, что сами были не прочь раздобыть машину страха…
– Он не говорил про машину страха! – резко ответила Муртазина и осеклась. Но было поздно. Ванзаров благодарно кивнул. Люди часто исправляют оговорки других. Не всегда себе на пользу.
– Следовательно, Квицинский говорил с вами напрямик. Что он требовал вспомнить? Почему хотел подвергнуть гипнозу?
Сделав движение, как будто решилась сбежать, Муртазина прижалась спиной к шкафу. Деваться некуда.
– Он хотел знать подробности визита горничной Иртемьева к мадам, – ответила она чуть слышно.
– Горничная приходила 23 или 24 октября?
– Да, кажется, в один из этих дней… Точнее не помню…
– Почему она приходила?
– Не знаю… Прошла в гостиную, Елизавета Марковна приказала закрыть дверь… Я подслушивала, но они говорили шепотом… Ничего не разобрать.
Именно такая причина отыскалась в мысленных дебрях сегодня ночью. Теория оказалась верной.
– Ни 23-го, ни 24-го Лукерья прийти не могла по понятной причине, – сказал Ванзаров. – Следовательно, это была Вера Ланд. Не так ли?
Муртазина молчала.
– Что Вера сказала, когда вы ей открыли?
– Просила провести к мадам, – ответила она.
– У нее в руках был узелок или сверток?
– Нет… Не помню… Не знаю… Прошла и закрыла дверь в гостиную.
– Разве вас не удивил такой визит?
Горничная улыбнулась, как будто сила логики оплошала.