– Видите, в чем дело… Такая неожиданность, – мямлил Охчинский. – Я совершенно не ожидал, что такое случится… В моей практике подобное впервые…
– Да что случилось? Умерла она?
– Нет, конечно… Простите, могу я задать вопрос?
Полковник поторопил нетерпеливым жестом. Все эти интеллигентские сопли он на дух не выносил. Квицинского тут не хватает.
– Мадемуазель случайно не практикует спиритизм?
– Да, что-то такое… То ли медиум, то ли магнетизер… Мой сотрудник называл ее «электрическая женщина»…
– Электрическая женщина, – повторил Охчинский. – Я так и подумал… Видите ли… Дело в том, что она не находится в гипнотическом сне…
– А что, обморок?
– Куда более странное состояние… Я видел такое на сеансе спиритизма, поэтому могу предположить… Она в трансе.
– В трансе? – повторил Пирамидов, не зная, как обращаться с таким странным предметом. – Что еще за транс?
– Медиумический транс. Она в мире спиритических видений.
Ах, как не хватает Квицинского! Заварил кашу и нырнул в канал. Вот что теперь делать? Это полковник и спросил у Охчинского.
– Задавайте ей любые вопросы, – ответил тот.
Спиритизм или гипнотизм, да какая разница! У начальника охранки не осталось выбора. Придется рискнуть. Он потребовал от ординатора покинуть камеру, что тот исполнил с большим облегчением. Полковник присел на табурет. Крашевская явно была не в себе, так сказать. Из-под прикрытых век виднелись белки глаз. Голова ее дергалась и моталась, как от невидимых толчков.
– Вы меня слышите? – попробовал Пирамидов.
– Слышу, – не своим голосом ответила электрическая женщина.
– Могу спросить?
– Спрашивайте…
– Где аппарат Иртемьева?
– В Петербурге…
– Где точно?
– Спрятан…
– Где спрятан?
– В доме…
– В каком?
– Квартира в доходном доме…
– У кого?
– Вам известно…
– Назовите имя.
Крашевская вздрогнула, застонала и резко подалась вперед так, что полковник отпрянул. Она что-то пробормотала…
– Громче, – потребовал он.
– В-а-н-з-а-р-о-в, – чуть слышно пробормотала она.
Этого было достаточно. Все подозрения, все сомнения, все догадки Пирамидова нашли подтверждение. Да еще какое. Спиритические силы врать не будут. Им сверху видно все. Не зря все-таки жулик Квицинский жалованье получал… Есть шанс обыграть всех… Теперь надо действовать безжалостно.
Начальник сыскной полиции Петербурга, коллежский советник Шереметьевский, умел дружить с нужными людьми. Дружба помогла не только сделать карьеру, занять должность в полиции, но и продержаться на неспокойном месте достаточно долго. Вот и вчера, отдавая долг дружбе, он угощал обедом чиновника Войтова. И не зря деньги потратил. Тот под большим секретом после пятой рюмки сообщил, что один шустрый чиновник сыска зачастил с визитами прямо к директору департамента. Вот такая неприятность. А уж выводы делать, какие сочтете нужным.
Выводы Шереметьевский сделал. Как только Ванзаров появился в приемном отделении сыска, он позвал его к себе в кабинет, был чрезвычайно вежлив, спрашивал, чем может помочь, и проявлял отеческую заботу, в чем ранее не был замечен. Ванзарову надо было немного: проездные деньги, которые выдавались чиновникам сыска на извозчиков, давно потратил, так что попросил полицейскую пролетку, раз у начальства случился внезапный приступ щедрости. Шереметьевский тут же распорядился, отнял полицейскую пролетку у 3-го Казанского участка и предоставил в полное распоряжение своего драгоценного сотрудника. Ванзарову только осталось проверить по адресной книге, где проживал Штальберг, и отправиться в дальний конец Александро-Невской части, вблизи лавры.
Доходный дом оказался не из знатных. Штукатурка обсыпалась, водосточные трубы нуждались в ремонте. Селились в нем жильцы небогатые, экономящие каждую копейку. Ванзаров поднялся на последний этаж, долго стучал, ему не открыли. Домочадцев Штальберга не было. Спустившись во двор, он приметил того, с кого полиция спрашивает в первую очередь. Дворник был худощав, но фартук небеленого сукна чистый, бляха на месте, а метла шаркала по земле плотным пучком прутьев. Узнав, что перед ним сыскная полиция, дворник отдал честь, что говорило о старой армейской привычке, не истершейся годами штатской службы.
– Что, Афоний, – спросил Ванзаров дружелюбно. – Семейство Штальберга знаешь?
– Как не знать, – вздохнул дворник. – Да какое семейство, одна вдова горемычная… Не успели семейством обзавестись.
– Он ведь погиб?
– Можно сказать, ни за что пострадал наш барон Борис Арнольдович, – с грустью ответил дворник.
На воровском языке «бароном» иногда величали околоточного надзирателя. Только вряд ли такой воспитанный дворник позволит себе в разговоре с полицейским «воровскую музыку». Ванзаров спросил, почему называет Штальберга бароном.