Сомнамбула

– Чего тебе? – буркнул он, невольно любуясь обжигающей красотой, при этом вспоминая, кто в дежурной части поддался на цыганские чары, за что получит в свой черед.

– Друг твой в беду попал…

Друзей у Вильчевского было не слишком много, если не считать купцов участка, которые несли из лавок обильные поздравления на праздники. Но это не друзья, а, так сказать, неизбежность полицейской службы.

– Ишь, что выдумала, – отвечал пристав, бросив бесполезную борьбу с пятном. – И кто же такой?

– Родион…

Тут пристав не удивился. Ему было известно, что Ванзаров все время умудрялся попадать в неприятные истории, вечно вызывал недовольство начальника сыска и презрительные усмешки коллег-чиновников, но каждый раз выходил сухим из воды. Да и что с ним станется, когда у него не только ум, да еще сила такая, что быка на лопатки положит. В этот раз выкрутится…

– А что стряслось-то? – все-таки спросил он.

– Беда с ним. Попался он, живым может не уйти.

– Тебе откуда ведомо?

– Сердце подсказало, – ответила Рада, не отводя от Вильчевского чернющие глазища. Так сказала, что поверил Петр Людвигович вопреки здравому смыслу и правилам полицейской службы, а также поговорке: «Цыган соврет – недорого возьмет». – Спасать его надо, не справится он… На его силу сила нашлась…

«Как с языка сняла», – невольно подумал пристав, отчего стало совсем тошно. Лучше бы ничего не знал. А теперь что делать? Поднять городовых, броситься спасать чиновника сыска только потому, что у цыганки сердце что-то наболтало? А если нет ничего, обман или шутка? Будет почтенный пристав, полковник по армейской пехоте, между прочим, выглядеть круглым глупцом. Если же с Родионом в самом деле беда случится, потом себе не простит… И как тут быть?

– Скажи хоть, что с ним? – колебался Вильчевский.

– Держат его… Мучают… Больно ему… Страдает он сильно… Рвется изо всех сил, но не пускают… Силы его не хватит… Спасай друга…

Переводя с цыганского на полицейский, можно сделать вывод, что Ванзарова похитили и пытают, что выглядело невозможным бредом. Где это видано, чтобы чиновника сыскной полиции похитили? Да кто посмеет? Никто не посмеет. Так и есть: ошиблась цыганка, только зря волнение устроила. Сказать такое в глаза Вильчевский не решился. Сделал вид, что обдумывает, даже кулаком подбородок подпер.

– Вот что, красавица, – весомо сказал он. – Дело такое мне не по плечу…

Рада метнула в него бурную цыганскую фразу. Пристав понял, что его обругали, и даже догадался, какими словами. Красивой женщине порыв спустил.

– У тебя городовых нет?

– Есть, но…

– У них револьверов, шашек нет?

– Мадам! – повысил голос пристав, прерывая возмутительный допрос. – Все у нас имеется, что положено по распорядку. Главный вопрос: где Ванзарова держат?

Она схватилась за волосы и мотнула головой.

– Не знаю… Не вижу… Искать надо…

– Ну, так бы сразу и сказала, – с некоторым облегчением подхватил пристав. – Я распоряжаюсь на территории 3-го участка Казанской части. Родиона в нашей части держат?

Рада застонала… С такой болью и надрывным горем, что Вильчевский чуть было не поддался и не совершил глупость, но вовремя взял себя в руки.

– Тут слезы лить бесполезно, – разумно заметил он. – Надо тебе в другое место обратиться.

Она вскочила, готовая бежать хоть на край Петербурга.

– Говори, куда?

– На Фонтанку, в департамент полиции. Найдешь там господина Лебедева, Аполлона Григорьевича. Он всяко поможет… Большой друг Родиона…

Цыганка выбежала так быстро, будто ее и не было.

Вильчевский мог с облегчением вздохнуть. Но облегчение не наступало. Он не сомневался, что Рада пройдет в любое место, куда захочет: заворожит и глаза отведет. Другое сильно тревожило: уж не совершил ли он подлость или даже предательство по отношению к человеку, дружбой с которым дорожил? Хотя если посмотреть с другой стороны, разумно и вдумчиво, – ничего страшного. Вскоре пристав убедил себя, что поступил совершенно верно, то есть правильно.

Только в этот вечер что-то не брал его чаек. Сколько ни доливал коньяку. Даже когда в чашке чая не осталось совсем.

65

Перед глазами стоял свет

Ванзаров не видел ничего, кроме света. Он хотел закрыть глаза, но не мог. Веки держали стальные подпорки.

Дурман в голове прошел.

Зато свет слепил. Белым пятном.

Глаза застилали слезы.

Он не мог шевельнуться.

Голову не повернуть. Лоб стягивал ремень, вдавливая затылок во что-то твердое. Руки и ноги стреножили намертво, бесполезно напрягать мышцы. Только зря тратить силы. Ванзаров перестал делать попытки разорвать путы.

И слово нельзя произнести. Во рту торчал кляп.

Рядом кто-то был, свет прятал лица и фигуры.

– Больного остричь?

Ответа он не услышал, ощутил на лбу прикосновение лезвия. Тот, кто стоял у него за спиной, водил по голове бритвой.

– Усы оставить?

Опять не слышен ответ, только прикосновение металла к верхней губе.

– Теперь попробуем…

В заливающем облаке света появилось что-то более яркое. Звездочка закачалась маятником. Ванзаров не хотел, но невольно провожал ее взглядом…

– Бесполезно, не поддается…

– Что делать, профессор?

– Последнее средство…