Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Ястребы и голуби

Балканские войны разрушили систему безопасности Австро-Венгрии на Балканах и создали более сильную Сербию. Территория королевства выросла более чем на 80 %. Во время Второй балканской войны вооруженные силы Сербии, возглавляемые верховным главнокомандующим генералом Путником, показали впечатляющую дисциплину и инициативность. Австрийское правительство нередко демонстрировало пренебрежительное отношение при обсуждении военной угрозы, исходящей от Белграда, а Эренталь однажды сравнил Сербию с «негодным мальчишкой», ворующим яблоки в австрийском саду. Отныне подобное легкомысленное отношение стало невозможным. В докладе Генерального штаба от 9 ноября 1912 года выражалось удивление по поводу резкого роста ударной мощи Сербии. Шедшее с начала года расширение сети железных дорог, модернизация вооружения и снаряжения, а также значительное увеличение количества ударных частей, все это, финансируемое французскими займами, превратило Сербию в грозного противника[307]. Было весьма вероятно, что в дальнейшем военный потенциал Сербии возрастет: на новых территориях, захваченных ею в ходе двух Балканских войн, проживало около 1,6 миллиона человек. В отчете за октябрь 1913 года австрийский военный атташе в Белграде Отто Геллинек отмечал: хотя оснований для тревоги пока нет, недооценивать военную мощь Сербского королевства уже нельзя. Впредь при расчете оборонных нужд империи необходимо будет сопоставлять боевую мощь ударных частей Австро-Венгрии и Сербии в пропорции «один к одному»[308].

Вопрос о том, как реагировать на ухудшение ситуации с безопасностью на Балканах, разделил австрийских руководителей. Следует ли Австро-Венгрии как-то урегулировать отношения с Сербией – или надо сдерживать королевство дипломатическими средствами? Следует ли Вене реанимировать ее «сердечное согласие» с Петербургом – или решение будет найдено в ходе военного конфликта? Добиться однозначного ответа от многоуровневого государственного аппарата Австро-Венгрии было нелегко. Внешняя политика империи исходила из единоличного органа власти на вершине ее иерархии. Эта политика была итогом взаимодействия целого комплекса центров силы, отношения между которыми были отчасти неформальны и постоянно изменялись. Одним из таких центров был Генеральный штаб, другим – Военная канцелярия наследника престола. Очевидно, что ведущим игроком должно было выступать министерство иностранных дел на Бальхаусплац, но в реальности оно функционировало как структура, где конкурирующие группировки боролись за политическое влияние. Согласно дуалистической конституции, вопросы внешней политики империи неизменно обсуждались с премьер-министром Венгрии, а тесная взаимосвязь внутренних и внешних проблем требовала, чтобы в решении конкретных вопросов участвовали другие министры и важные чиновники: например, Леон Билинский, имперский министр финансов, курировавший администрацию Боснии и Герцеговины, или формально подчиненный ему наместник Боснии генерал-губернатор Потиорек, чьи взгляды не всегда совпадали со взглядами министра. Ткань этой системы была настолько рыхлой и открытой, что формировать имперскую политику умудрялись, в том числе, фигуры второго плана, например дипломаты или главы отделов министерства иностранных дел, по собственной инициативе формулировавшие меморандумы, которые порой определяли консенсусное мнение политической элиты. Возглавлял эту систему император, чья власть одобрять или блокировать инициативы своих министров и советников не вызывала сомнений. Однако его роль была скорее пассивной, нежели активной – он реагировал на инициативы, выдвигаемые полуавтономными центрами власти внутри политической элиты, и являлся для них медиатором[309].

На фоне этой уникальной «поликратии» особенно весомыми представляются три фигуры: начальник Генерального штаба генерал-фельдмаршал граф Франц Конрад фон Хётцендорф; наследник престола, эрцгерцог Франц Фердинанд фон Габсбург д’Эсте; общеимперский министр иностранных дел с 1912 года – граф Леопольд фон Берхтольд.