Сомнений нет

– К-как ты понял?.. – едва слышно проронила я, игнорируя его вопрос.

– Что твой отчим конченая мразь, которая похотливо поглядывает на тебя? – неестественно выдержанно сказал Илат, коснувшись моих волос.

По телу прошла нервная дрожь. Я уставилась на его широкую грудь, давясь стыдом и отвратительным чувством.

– Голос мне твой не понравился, – хмуро пояснил Валиев. – Но, придя сюда, я никак не мог сообразить, что не так. В итоге понял все по твоим глазам. Там – на кухне, когда ты с этим животным наедине осталась. Этот взгляд, Тая, ни с чем не спутать, если видел его однажды. Беспомощной, настороженной девочки, которая стала жертвой чужой похоти.

Громкий всхлип все-таки сорвался с губ. И, прежде чем мое лицо исказилось от плача, сильные руки обвили меня плотным кольцом

– Тише, иди сюда, – прозвучал бархатный баритон над макушкой. – Он что-то сделал с тобой, Тая? Скажи мне.

Невозмутимость и беззлобие, с которым Илат пытался докопаться до истины, не ввело меня в заблуждение, а напротив – насторожило. Я даже успокоилась, отвлекшись от своих эмоций. Потому что поняла – ни за что не признаюсь… И не за отчима я переживала. Всем сердцем я не желала, чтобы Илат ввязывался в это, марался об эту грязь! Я уже пережила эту боль и просто хотела все забыть.

– Не успел, – прошептала я, отстраняясь и украдкой вытирая слезы. – И больше не спрашивай меня об этом, пожалуйста!..

Я ощущала кожей, как впиваются в меня серебряные глаза. Но была тверда в своем решении.

– Ладно, – прохладно согласился Валиев. – Тогда я спрошу тебя о другом.

Он вдруг взял мою ладонь своей теплой рукой, но прежде, чем я успела догадаться, внезапно задрал рукав блузки. Я тут же попыталась отпрянуть, однако Илат намертво вцепился в мое предплечье.

– Что это, Тая? – строго спросил он.

– Ничего… Просто обожглась!..

Мужские губы превратились в тонкую линию, взгляд стал острым.

– Я не слепой – не сравнивай меня со своей семейкой похуистов, – жестко проговорил Валиев, вышибая почву из-под моих ног. – Как ты получила этот ожог? Твой ублюдок-отчим причастен?! Или, может, заносчивая, меркантильная мамаша подтолкнула?!

– Ч-что?.. Нет! – судорожно возразила я, отшатываясь.

– Правду, Тая! – потребовал он, стискивая мое предплечье до боли. – Говори, пока я сам не сделал выводов и не догнал этих тварей!

– Это не они, клянусь!.. – уверила я через стон. – Мне больно, Илат!

– Тогда кто?! Отвечай!

– Это я! Я… с-сама! – прокричала ему в лицо, и жар ударил по щекам.

Я приготовилась к давлению, к очередному недоверию, однако этого не последовало. В комнате повисло неуютное, колкое молчание. Учащенно дыша, я наконец отобрала свою руку, а когда подняла глаза, вдруг поняла, что Илат… не удивился моему ответу. Не знаю, каким образом, но мое признание как будто лишь подтвердило его догадки!

– Зачем? – раздался напряженный вопрос.

Однако я не могла издать ни звука через плотный комок, собравшийся в горле. Да и без того – никому бы никогда не призналась в этом. Это ведь… ненормально, неестественно, отвратительно!

Неожиданно Валиев протянул ко мне руки и принялся расстегивать пуговицы блузки.

– Что ты… Что ты делаешь?!

В ответ на мое сопротивление он перестал церемониться и буквально разорвал ткань по линии выреза. Сдернул с меня блузку и начал без осторожности осматривать руки, исследовать их цепким взглядом. Очень скоро Илат нашел, что искал… На правой руке выше локтевого сгиба, левое плечо, несколько полосок на ладони.

– Это тоже ты? – сурово потребовал он ответа, демонстрируя маленькие рубцы от различных увечий. – На ногах я видел такие же.

В моих глаза собрались слезы, губы задрожали – хотелось спрятаться, укрыться, сквозь землю провалиться! Но Валиев прочно взял мое лицо в ладони, заставляя смотреть на себя.

– Зачем ты это делаешь?! Зачем вредишь себе, Тая?! – спросил он стальным тоном, а я до боли закусила губу. – Отвечай!

– НЕТ! Я не хочу говорить об этом! – крикнула и резко вывернулась. – Я не обязана говорить!..

Обнимая себя руками, я неловко попятилась, обиженно глядя на Илата.

– Это не твое дело, ясно?! Ты ни черта не знаешь обо мне и понятия не имеешь о моей жизни! – выпалила, срывая голос от напряжения. – Ты не поймешь… Никто не поймет!

Некоторое время он буравил меня упрямым, тяжелым взглядом. В какой-то момент, будто переключившись, сдвинулся с места и не спеша направился к шкафу. Выбрал оттуда первую попавшуюся кофту и пошел с ней ко мне.

– Помню, в детдоме у нас пацан был, – поделился Валиев как ни в чем не бывало, принявшись меня одевать, игнорируя замешательство и скованность. – Один из немногих, к кому мамки наведывались. Хотя приходила она редко, но каждый раз после этих встреч пацан тяжело отходил – расставаться не хотел. – Илат бережно оттянул рукав, чтобы не задеть мою рану, на которой уже выступали волдыри. – Так вот, каждый такой раз он брал ножичек… и делал себе небольшие порезы. Где придется: на ноге, на руке, но так, чтобы не видно было. И однажды его поймали.

Наши глаза встретились, и я затаила дыхание в напряженном ожидании.