Сомнительная версия (Повести и рассказы)

— Выпьем за поморских женщин, за вас, матушка! — поднялся расчувствовавшийся Куковеров. — Выпьем, потому что, как говорил покойный Анатоль Франс, не одни боги жаждут!

Дядя Епифан покачал головой:

— Ох и мастак ты красно говорить… На словах гладух, а вот поглядим, каку историю сочинишь…

— Раз уж взялся писать историю, то непременно все опишу, Григория Прокофьевича и вас, матушка, и вас, дядя Епифан. Все вы найдете достойное место на страницах моего труда. Вы, дорогие мои, замечательнейшие люди. Главное — гостеприимные. Я вас, Григорий Прокофьевич, еще не раз навещу… Очень любопытно было про старину послушать.

— Дак мы завсегда рады, приветим, как умеем, — добродушно ухмылялся и кивал головой хозяин.

Старуха Пелагея уже позевывала украдкой и крестила рот. Жестяные ходики показывали половину одиннадцатого.

— Однако пора и честь знать, засиделись мы у тебя, Григорий, — поднялся с лавки дядя Епифан. — Спасибо этому дому, пойдем к своему.

…Проводив гостей до крыльца, Григорий Прокофьевич вернулся в избу, неторопливо разделся и улегся в постель. Он долго ворочался, покашливал. Сон не шел в голову. Растревожил случайный этот разговор. Снова и снова перебирал он в памяти прожитые годы. Чуть слышно поскрипывали балки и косяки большого пятистенка, который хозяин ставил в молодые годы своими руками, — словно жаловался дом приглушенными шорохами на что-то.

Старик поднялся, оделся и, тихо прикрыв за собой дверь, вышел на улицу, побрел к облитой лунным светом реке.

«Вот эдак прошла жизнь, сошла на убылую воду, как ледостав, а рассказать о прожитом толком и не могу», — думалось ему в ту ночь.

13

Пятая, ударная глава, где должны быть сведены основные показатели, отображающие экономический взлет колхоза «Свобода», подвигалась вяло. Днем Ванюша был занят учетом комбикорма и уделить внимание Куковерову мог только под вечер. Да и представленные данные не удовлетворяли Куковерова, он копался все в новых гроссбухах, искал впечатляющие показатели, выписывал цифры колонками в свой затасканный блокнот. Видя рьяность корреспондента, Ванюша проникся к нему симпатией, и они частенько засиживались в конторе за полночь.

В один из таких долгих вечеров в бухгалтерию неожиданно заявился Марей. Нарушив их уединение, он решительно вошел и заявил, что хочет осведомиться о финансовых делах колхоза.

— Чего это тебе в голову взбрело вдруг? — удивленно вытаращил глаза Ванюша. Марей был в выходном костюме, рубаха с отглаженным воротничком. Из бокового кармана торчала свернутая в трубочку школьная тетрадка.

— А что, по колхозному уставу это вроде не запрещено, — деловито и сухо отрезал он. Веки его чуть вздрагивали, глаза смотрели твердо и с вызовом. — Колхозник я или не колхозник? Вот и интересуюсь знать, — добавил он уже спокойнее.

— Да я, собственно, не против, — замялся Ванюша. — Тебя что именно интересует, объясни ты толком…

— А первый момент такой, — загнул палец Марей, — во сколь обошлись нам сейнеры и расплатились ли за кредиты? Второй — сколь убытку от озерного лова, вернее, от того, что не ловим по-хозяйски?

— Ну ты даешь! — хмыкнул Ванюша и перевел встревоженный взгляд с лица Марея на Куковерова. Тот молчал и загадочно улыбался, наблюдая эту сцену, хотя поведение Марея и его внезапный интерес к колхозным делам несколько удивили.

— Эх, Ваня, — вздохнул Марей, ероша волосы. — Ну ладно Коптяков, — а тебе-то почто голову приезжему человеку морочить? Забыл о том, что давеча мне сказывал? По уши, дескать, мы в долгу у государства, сейнеры в кредит куплены, а когда отдадим — еще неизвестно. По океанскому лову только в этом году перевыполнили план на семь процентов, потому как с мойвой повезло… Может, будешь отказываться от своих слов? Передергивать? Эх, едрена качель, измельчали поморы…

Ванюшино лицо покрылось пунцовыми пятнами, отчего белесый пушок на щеках проступил явственней. Он облизал губы, хотел что-то сказать, но только деликатно прикрыл рот рукой и кашлянул.

— Эх, Иван Тимофеевич, не отцовский у тебя характер, — продолжал Марей. — Тот зверобоем был, жизнь положил на промысле, а тебе только бумагами шуршать… Ну да ладно, не обессудьте, что потревожил. Я в другой раз зайду. Пораньше. Цифры ты мне все же дашь. — Он поднялся со стула и, не глядя на Куковерова, вышел из бухгалтерии. Тишина в комнате стала напряженной. Ванюша мял в потных руках резинку и смотрел погрустневшими глазами в окно.

— Что все это значит? — вывел его из задумчивости Куковеров. — Что он тут плел?