Сон № 9

– Мама? У меня ее нет, тетя. Она умерла еще раньше, чем Андзю утонула. У меня где-то есть отец, но матери нет. Вы же знаете.

Мать спряталась в клубах табачного дыма.

Тетя Толстосум разливала чай.

– Твоя мама проделала долгий путь, чтобы с тобой увидеться, и, по-моему, тебе следует извиниться.

Я хотел было встать и уйти, но мама меня опередила. Она взяла сумочку и повернулась к тете Толстосум:

– В этом нет необходимости. Он не сказал ничего такого, с чем я была бы не согласна. А вот с чем я действительно не согласна, так это с тем, что нас заставляют продолжать дурацкие семейные беседы, когда совершенно ясно, что никакой семьи у нас нет и беседовать не о чем. Я знаю, что вы делаете это из благих побуждений, но благие побуждения часто приносят вред похлеще дурных. Передайте привет моему брату. Ночной поезд в Токио отходит через пятьдесят минут, я хочу успеть на него.

Возможно, за давностью лет точные слова подзабылись, но суть сказанного была такова. Возможно, темные очки я выдумал, потому что не помню материнских глаз.

Удильщик открывает банку кофе и включает радио. Словно за компанию, включается и солнце. Мы проезжаем по мосту Симоносэки. Я снова на Кюсю. Улыбаюсь, сам не зная чему. Душа, воссоединившись с телом, которое она покинула навсегда, поражается, что оно по-прежнему ей повинуется, – вот как я себя чувствую. Сломанные ограды, буйство диких цветов, нетронутая земля. Кюсю для Японии – это потусторонний мир, живущий по диким законам. Все мифы и легенды приползли, прискакали или приплыли с Кюсю. Удильщик вспоминает о моем присутствии:

– Как каждое утро говаривала моя дорогая мамочка: «Вставай пораньше, рассвет – это дар небес». Вот так-то. Через двадцать минут будем в Китакюсю…

– Господин Аояма! Пожалуйста, примите мои самые искренние соболезнования по случаю, э-э, вашей смерти.

Господин Аояма опускает бинокль и возится с настройкой. На нем мундир сотрудника ЯЖД, но выглядит он степеннее, чем когда-то в Уэно.

– Смерть – это не так плохо, Миякэ, когда она наконец приходит. Как день зарплаты. Кстати, извини, что я обвинил тебя в шпионаже.

– Ничего страшного. У вас был сильнейший стресс.

Господин Аояма поглаживает верхнюю губу:

– Я сбрил усы.

– И правильно сделали, господин начальник вокзала. Если честно, они вам не шли.

– По-моему, важнейшие перемены в жизни нужно чем-то отмечать.

– А смерть – наиважнейшая перемена.

– Верно подмечено, Миякэ.

– Позвольте узнать, как я умер?

– А ты жив до мозга костей! Твое тело находится в автобусе, который едет из Китакюсю в Миядзаки. Это всего лишь сон.

– Мне никогда раньше не снились сны, так непохожие на сон.

– Сны живых людей зависят от их Умерших. Присмотрись повнимательней.

Мы летим. Господин Аояма летит свободным стилем, как Супермен. У меня за спиной приторочен ранец с реактивным двигателем, как у Зэкса Омеги. Под нами – розовые меренги облаков. Свитки Земли разворачиваются и уносятся прочь.

– Еще одно преимущество, которым мы, умершие, располагаем, – это неограниченная свобода восторгаться величием мироздания.

– Вы – мой Умерший?

– Я нанял тебя, а ты нанял меня.

– А почему Андзю никогда не приходит?

– Хороший вопрос. – Господин Аояма сверяется с наручными часами. – Над этим работают.

– Значит, мертвые действительно, э-э, общаются с живыми?

– Тоже мне, большое дело.

– И вы действительно видите… все? – Я вспоминаю свои игрища с Зиззи Хикару.

– Да, если хотим. Но ты бы стал смотреть телевизор с миллиардом каналов? Очень малая часть по-настоящему заслуживает внимания. Злодеи воображают, что их преступлениям нет равных, но в этом они ошибаются. Нет. Цель моего появления в твоем утреннем сне – искупление грехов.

– Э-э… ваших или моих?

– Наших. Я дурно обращался с тобой в Уэно. А ты плюнул в мой чайник.

– Мне очень стыдно за свой поступок.

Господин Аояма смотрит в бинокль:

– Через два дня во всех газетах опубликуют ужасные новости. Взгляни. Искупление близко. – Господин Аояма указывает вниз.

Облака раздвигаются, как в древних свитках, – и открывают моему взору наш тайный пляж, прибрежную скалу и камень-кит. На камне-ките в горестном одиночестве сидит девочка. Конечно же Андзю.

– Незаконченное дело, Миякэ.

– Не понимаю.

– Поймешь.

Реактивный двигатель чихает и глохнет. Вижу маму – лицо с афиши фильма ужасов, – но и она, и балкон девятого этажа стремительно исчезают в небе над Токио. Кручусь, верчусь, вижу, как навстречу на предельной скорости несется детская площадка, и вспоминаю, что если не проснусь, прежде чем ударюсь о землю, то…