Сон № 9

Госпожа Хохлатка вбежала в салон, роняя прищепки:

– Мой господин! Что случилось?

– М-меня ограбили, госпожа Хохлатка, пока я спал!

Выскочил всклокоченный Питекантроп, отчаянно колоча гаечным ключом.

– М-мою восстановленную несказанно сказочную сказку унесли призраки[124]!

– Но как, мой господин? Я развешивала белье и ничегошеньки не видела!

– Возможно, вор так м-мал, что беспрепятственно просочился и высочился через выхлопную трубу!

Госпоже Хохлатке это предположение показалось несколько натянутым, но она последовала наружу за Литературным Козликом и Питекантропом, чтобы взглянуть на досточтимый дилижанс сзади. Питекантроп опустился на колени, понюхал грязь в колее под колесом. И замычал.

– Грязный грызун? – переспросил Литературный Козлик. – Чуть больше м-мыши? Ага! Значит, делаем вывод: вор – грязная м-мелкая крыса. Вперед друзья! М-мы должны задержать этого прохвоста и объяснить ему кое-что насчет авторских прав! Дорогой Питекантроп, вперед!

Нахмурив чело, Питекантроп изучал землю. Облако-наковальня волглым волоком волочилось по небу. Следы вели в сторону от проторенного пути, по неизбранной дороге, через сонную лощину[125], за озерцо гнилой воды. Вдруг госпожа Хохлатка вскрикнула:

– Что это там за чертовщина?!

На шесте с перекладиной, воткнутом у края запруды, болталось пугало в самом плачевном состоянии. Глаза и уши были выклеваны, а из прорехи на боку при каждом дуновении ветра сочилась солома, словно кровь из раны. Литературный Козлик подошел поближе:

– Кхм. Добрый день, Пугало.

Пугало приподнял голову – медленнее, чем месяц млеет над млечной межой.

– Прошу прощения за беспокойство, – начал Литературный Козлик, – тут, часом, не проскакивала противная скрытная крыска с краденым манускриптом?

Рот Пугала открывался медленнее философствования фиалок.

– Ныне же…

– Великолепно! – воскликнул Литературный Козлик. – Скажи, а в какую сторону побежал вор?

– Ныне же… пребуду с Отцом в раю…[126]

В тот же миг на край запруды вскочили два цербера, вонзили слюнявые клыки в Пугало, сорвали беднягу с шеста и растерзали в мелкие клочья. Сильный удар лапой отшвырнул Литературного Козлика в сторону. Питекантроп метнулся к госпоже Хохлатке и подхватил ее на руки. От Пугала остались лишь лохмотья, прибитые к деревяшке. Литературный Козлик пытался вспомнить, что можно и чего нельзя, когда имеешь дело с бешеными собаками. Притворяться мертвым? Смотреть им в глаза? Убегать вприпрыжку?

– Будет знать, как прежде времени раскрывать сюжет! – прорычал вожак.

– Что делать с этими тремя, босс? – взвизгнула шавка помельче.

Литературный Козлик чувствовал на себе жаркое дыхание.

– Хорошие собачки.

– Он излагает как писатель, – тявкнула шавка. – Пахнет так же. Писатель он и есть.

– Нет времени, – пролаял вожак. – Наш создатель улизнет!

– А давай попрактикуемся на бородаче?

Питекантроп приготовился защищать друга, но церберы скачками унеслись прочь в складчатый простор полей, превращаясь в кляксы на смятом горизонте.

– Ну и ну! – воскликнула госпожа Хохлатка. Потом заметила, что угнездилась на руках у Питекантропа. – Немедленно опусти меня на землю, чурбан немытый!

Внизу хлопает дверь, и рукопись отходит на второй план. Сейсмические толчки сотрясают сердце, и я задерживаю дыхание. Кто-то пришел. Кто-то пришел за мной. Бунтаро бы меня окликнул. Не может быть! Как меня так быстро нашли? Инстинкт самосохранения, притупившийся за время знакомства с Морино, включается на полную мощность. Сейчас там пядь за пядью обыскивают гостиную, кухню, сад. А на диване лежат мои носки. Пачка из-под сигарет. Фанерная крышка люка закрыта, веревка втянута, но притворил ли я дверцу чулана? Можно сдаться и надеяться на пощаду. Забудь. Якудза не знают слова «пощада». Спрячься здесь, под книгами. Но если книги рухнут, я себя выдам. Чем бы вооружиться? Жду, когда на полках-ступеньках зазвучат шаги. Все тихо. Либо незваные гости орудуют в полной тишине, либо в дом проник кто-то один. Вот мой план на крайний случай: встану над лестницей с трехтонным трехтомником «Критического обзора японского романа от первого лица», а когда люк откроется, сброшу книги вниз и, надеюсь, собью этого типа с ног. Потом спрыгну – если у него пистолет, мне несдобровать, – переломаю ему ребра и сбегу. Жду. Еще жду. Сосредоточься. Я жду. А действительно ли хлопнула дверь? Я оставил заднее окно приоткрытым – может, это ветер? Сосредоточься! Я жду. Никого. Руки ноют. Я не выдерживаю:

– Эй?!

Никакой волны насилия.

Испугался сказки, которую сам же и сочинил. Плохи мои дела.