Сон девятый

Стоявший в дверях Гархем шевелением пальца отпустил закончивших установку грузчиков и шагнул к столу, закрыв за собой дверь. Ворон насторожился, сохраняя привычное спокойное даже равнодушное выражение. На стол перед ним лёг пластиковый планшет с зажатыми внутри листами и прикреплённым на тонком шнурке карандашом с ластиком. Подчиняясь повелительному жесту всесильного управляющего, Ворон открыл планшет. Так, верхний лист уже разграфлен на четыре колонки. Указующий перст и негромкий голос:

— Номер… прозвище… прозвище отца… прозвище матери… Любое сочетание звуков, кроме ругани. Если точно помнят номера, указывать перед прозвищем. Только точно. Заполнять внизу. Завтра перенести в карточки, — и кивок в сторону шкафов. — Сегодня работать со списком.

— Да, господин управляющий, — ошеломлённо склонил голову Ворон, всё ещё не в силах осмыслить услышанное.

— Декадный расклад готов?

— Да, господин управляющий, — Ворон отдал законченную работу. Быстрый, всё замечающий пробег начальственного взгляда по листу, кивок.

— Хорошо. Ступай.

Ворон взял планшет и одновременно с загремевшим звонком вышел из своего закутка.

Как всегда, надзирателям все положенные указания и инструкции уже выданы, и его пропустили вниз, даже будто не заметив такого нарушения, как пронос неположенного. Войдя в спальню, Ворон положил планшет на свою койку и поспешил в столовую к Матери и Старшему. Они, стоя у двери, уже ждали его.

— Ну, — сразу спросила Мать. — Чего ещё удумали?

— Велено всех переписать с номерами и прозвищами, — Ворон успел всё-таки не так обдумать, как прикинуть порядок действий. — И номера и прозвища родителей. За сегодня надо успеть. Начну с дневальных, а после ужина остальных. Старший кивнул.

— Ну, раз велено… А только на хрена?

Ворон только пожал плечами, хотя очень хотелось выругаться. Мать погладила его по плечу.

— Иди ешь.

Остальные будто не заметили ничего, и обед прошёл как обычно. И на построении Ворон встал где всегда, но после крика Старшего: «Айда работать!» — не пошёл с остальными к выходу, а вернулся в спальню.

Так, и с чего начать? Вернее, с кого. И не задумываться о причинах такой любознательности. Для чего бы эта информация о происхождении рабов не понадобилась господам, но ясно, что инициатива не Гархема и даже не Сторрама, они, как и он сам, только исполнители чужой и — любой приказ не к добру, это любой подчинённый, хоть в ошейнике, хоть без оного, подтвердит — недоброй воли. Явно с самого верху такое могли спустить. Значит… значит, что? Пишем, как есть? Вернее, как скажут. Про номера родителей велено только если точно помнят, стоп-стоп, номера могут быть в картах, и, если выявится расхождение… значит, по родителям пишем только прозвища. А что писать про себя? Пока проставим свой номер, нынешнее прозвище, а родителей… завтра посмотрим карту, хотя… хотя нет, имена, только личные имена, без упоминания семейного и родового он может вписать и сейчас. Вот так.

А теперь подготовим хотя бы вчерне и начнём… с матерей. Матуня, Маанька и Маманя, а Мать, Матуху и Мамушку запишем после ужина, для них оставим пустые строчки, конечно, чтобы никого не упустить, лучше писать по бригадам, теперь тогда кухонная бригада, нет, теперь строчка Старшего, всё же тоже начальство, а уже после него по бригадам.

Ворон оглядел получившиеся строчки и подозвал наблюдавших за ним дневальных.

— Парни, идите сюда.

Видимо, то ли Мать, то ли Старший уже предупредили остальных, и работа пошла без задержек и лишних объяснений.

Дневальные мужской спальни, дневальные женской спальни, кухонная бригада, постоянные, сменные…

Прозвища родителей, как и свои номера все помнили, правда, возникло было сомнение кого писать: тятьку или вотчима, ну, и мамку или матку, но совместно решили, что писать надо последних, от кого угоняли, а номера ихние… ну, тут-то кто ж знал, что понадобится, в семье-то по номерам не зовут, это уж только для надзирателей да на торгах…

Закончив переписывать подвальных, Ворон в оставшееся до ужина время заранее расчертил все выданные листы, мимоходом оценив точность, с которой был рассчитан запас бумаги. Ведь строка в строку, ни вписать, ни упустить. Точно двести строк. Гархем тоже… Надо признать, знаток и умелец, при всей его сволочной сущности садиста.

На вечернее построение он вместе с дневальными и кухонной бригадой выходить не стал. И после ужина продолжил. Ходить по спальням не пришлось: Мать и Старший позаботились, чтобы все к нему сами подходили, как он и просил, по бригадам, без шума и толкотни и уже решив, какие прозвища родителей называть. Ну, ведь нашенское и не запишешь, так что…

— А ежли и хозяин так вотчима мово звал?

— Ну тогда…

— Это по-ихнему если…

— Нет, просто медленно повтори, так… Правильно?

— Ага…

— Ну ты смотри, так оно и есть…

— А ну заткнулись, не галдите над ухом, работает человек…