Сон девятый

— Да нет же, забудьте это слово, какие торги?! Передача в опеку с предоставлением разумной компенсации за издержки в содержании, и никак иначе. И детских нет, сменных ошейников подготовьте побольше, всё-таки фактически год пропустили, неизбежен наплыв. И повнимательнее с полукровками, Амрокс хоть тоже не получал пополнения, но снижать требования не намерен.

— Его не закрывают?

— Амрокс?! С какой…?!

— Ну, эта статья…

— Поменьше слушайте и читайте этих болтунов! Амрокс — государственная структура, а не частная лавочка. И не может меняться из-за каждой газетной галиматьи.

— Но…

— Соблюдайте установленные инструкциями нормы. Тем более, что отбор они проводят сами. Мы туда никого не везём, отбор они проводят у нас и отобранных вывезут сами.

— Наш продукт — им сырьё?

— Как и положено при любом разумно организованном конвейере, коллега. И я не вижу причины, по которой нужно уделять столько внимания традиционной, даже рутинной процедуре. Вы не первогодок, чтобы мучиться всяким либеральным идеализмом. Или, — внимательный даже слегка подозрительный взгляд, — у вас это… личное?

Ах ты сволочь, а то ты моё личное дело не изучил во всех деталях и нюансах. На языке вертится: «Нет, я никого в Амрокс не сдавал, это меня сдали», — но нет, нельзя. Поэтому щелчок каблуками, строевая стойка и положенная формула повиновения. И можно только мысленно, никак этого не показывая, посочувствовать отобранным малышам. У тебя-то уже давно отболело, а им всё это предстоит. Уйти бы с этой работы, чтобы не видеть этих белёсых, нет, бесцветных лохмачей, не слышать противной отвратительно булькающей речи, ведь только отвернись и всё, уже по-своему болбочут, и хоть ты их насмерть запори, а нельзя, они к торгам — да плевать мне на инструкции, скот не опекают, а дрессируют и используют — должны товарный вид иметь. С ними по-человечески нельзя, наглеют, так ведь и не люди, а… вот полукровок, что управляющие от поселковых лохмушек плодят, вот их, да, бывает жаль. Хотя… в Амроксе всё ж лучше, чем в посёлке, всё ж — он усмехнулся — без клейма и ошейника будут. Если выживут. А с работы ему не уйти, у него уже выслуга пошла, из надзирателей почти до канцелярии дотянулся, а дома свои… птенцы, чтоб им в «галчата» — нашёл же слово писака этот — не попасть, ему пахать и пахать. И не думать. И не помнить. Огонь каждому отмеряет положенное и посильное. Каждый сам за себя и для себя, это Огонь всем светит.

В Ведомстве Крови всегда демонстративно не интересовались непрофессиональной прессой и прочими сплетнями невежд, но в то же время ревниво отслеживали любые упоминания о себе и своей деятельности.

— Это возмутительно! Это… это аггел знает, что!

— Коллега, спокойнее. Ничего такого… неординарного не происходит.

— Да, мало ли кто и где напишет. Мы-то знаем правду. Мы спасаем генофонд.

— Вот именно. Не отдельных особей, а популяцию в целом.

— Да, вы правы. К сожалению, процесс вырождения не остановлен, нужно спасать, что осталось, не допустить растворения…

— Боюсь, что точка невозврата пройдена.

— Вы о Королевской Долине?

— К сожалению, оттуда поступает слишком мало материала, не хватает данных.

— А последняя перепись?

— Перерегистрация клеймёных? Нет, это не то. Не совсем то.

— И даже совсем не то. Я немного поучаствовал. По бумагам, а указаны, как и предписано, прозвища, сплошные аборигены. Ни одного имени, в родителях только прочерки, не знают, видите ли, и не помнят. А визуально чистокровные. Причём с ярко выраженными родовыми признаками.

— Плоды многоколенного инцеста.

— Вот именно. И всё это поголовье фактически изъято из оборота.

— Визуально… коллеги, инбредная депрессия вполне объективное и давно доказанное явление. Мы пытаемся сохранить фенотип, упуская генотип. Визуально чистокровный, а смородиновый отвар пьют и ягоды едят всех цветов, вплоть до чёрных кладбищенских, и при всём разнообразии реакции ни одного случая анафилактического шока.

— Так вот вы чем занимались?!

— Да, решил проверить легенды.

— Очень интересно. Доложите на ближайшей конференции. Только, я вас прошу, коллега, избегайте примитивной вульгарности, тем более, аборигенных названий. Никакой, как вы её назвали… со… смо… Только рибас.

— Радостно повинуюсь!

— Вот именно. И за работу, коллеги.

Посмеявшись над обычной и потому особенно приятной шуточной имитацией армейской субординации, сотрудники одной из бесчисленных лабораторий Ведомства Крови разошлись по своим местам. Конечно, появление таких… писулек неприятно, читают-то даже не дилетанты, а невежи, но мало ли кто и как судачит об их работе и их самих. Положение-то с поголовьем действительно критическое. И надо что-то делать.