Но Штольман уже скрылся за бровкой. Вбивая в мокрую осыпь каблуки, он осторожно, по дюйму спускался вниз, но все-таки соскользнул, пролетел пару саженей и глухо охнул, врезавшись в ощетинившуюся колючками поросль. С трудом выпутался из жадных ветвей, встал, стараясь не шататься, и, подняв голову вверх, крикнул:
- Аня, отойди от края!
Замотав ладони кусками оборки, он стал медленно разводить запутанные колючки, прорывающие даже ткань пиджака. Увидел маленькие грязные ботиночки, нащупал лодыжки. Они были еле теплыми, и Яков, перестав беречься от острых иголок, за ноги вытащил на свет безвольное тельце ребенка.
Он проверил пульс на тонкой шее и громко сказал:
- Девочка без сознания, но дышит. И обе ноги целые, крови нет.
- Это Галя! Значит, она жива! – Анна едва сама не кинулась вниз в ажитации, и только напряженный окрик Штольмана приказал ей остаться на месте.
- Яков, пожалуйста, найди ее сестру!
- Тут, тут она! Рядом! – беспрепятственно шнырявший в кустах Митрофан подсказал отцу, где лежит вторая девочка.
Вытерев заливавшую глаза влагу, Яков локтями отодвигал мешающие ветки, чувствуя, как они цепляются за брюки, впиваются в незащищенные запястья, царапают лицо. Полсажени через ощетинившиеся кусты показались ему нескончаемыми.
У маленькой Алены действительно было серьезное кровотечение. Штольман вытащил ее из кустов, перенес на берег реки, перетянул той же оборкой худенькое бедро выше вспоротой раны. Вернулся за очнувшейся Галей. И затем безостановочно перебирался от девчонок к месту, откуда мог переговариваться с Анной, и обратно.
Вернувшись в очередной раз на берег, Яков увидел, как старшая из сестер улыбается, а младшая перестала стонать – на руках у каждой из девочек смирно сидели серые зайчата, жевавшие пучки ромашек.
«Добросердечный призрак какой», – покачал головой Штольман, – «очень этим на Анну похож».
Наконец по реке подплыла лодка с охранником и двумя местными рыбаками. Яков передал мужчинам девочек, но на предложенное в лодке место ответил любезным отказом.
- Везите их к доктору Милцу, Вальцов, и постарайтесь найти родителей. Я вернусь к Анне Викторовне.
…
На вершину оврага Штольман выбрался в полном изнеможении. Пиджак его был порван во многих местах, на коленях, ботинках и обшлагах брюк налипли комья грязи, но он не мог оставить Анну одну в лесу. Лоб и скулы Якова были испещрены каплями крови из многочисленных мелких ссадин, длинный порез на подбородке сильно кровоточил.
- Яков! – всплеснула руками девушка. – Немедленно едем в больницу!
Он мотнул головой. – Ничего. Умыться забыл. Отвезу тебя, и к себе, переоденусь.
Анна молча, но решительно подвела его к упавшему бревну, усадила и, на секунду отвернувшись, ловко избавилась от одной из нижних юбок. Осторожно промокая порезы на любимом лице, Анна старалась скрыть беспокойство.
«Никогда на себя внимания не обращаешь, полицейский мой самоотверженный. А вдруг заражение?» – она сунула палец в прореху на пиджаке, поняла, что рубашка Якова тоже порвана и что кровоточащие ссадины на его запястьях надо перевязывать.
- Снимай рубашку, Яков. Все равно одни лохмотья.
Криво улыбаясь, Штольман стащил пиджак и жилет, снял рубашку. Ножом порезал ткань на ленты. Послушно подал Анне руку для перевязки и замер, наблюдая, как сосредоточенно девушка наматывает самодельные бинты.
Анна распрямилась, неосознанно оперлась на широкие плечи.
- Яков… – теплая кожа звала её огладить, и Анна провела ладонью по литым мышцам.
- Спасибо за девочек. Теперь они обе будут жить.
Девушка склонилась для поцелуя и неожиданно оказалась на коленях мужчины.
- Ты простишь меня? – глухо пробормотал он, сильно сжимая в объятиях.
Анна не стала кокетничать.
- За то, что ты ревнуешь даже к букету? Конечно, простила уже. Яков, я не знаю, как он оказался у меня в спальне. Наверное, дядя пошутил. Но обещай, пожалуйста, что ты не будешь вспыхивать, как порох, по таким мелочам.
- Буду, – упрямо выговорил Штольман.
- Анечка, я не могу оставаться спокойным, когда к тебе кто-то прикасается, дарит что-то, смотрит с вожделением. Не спорь, мужчины именно так глядят на тебя, я вижу, – сильное волнение отражалось на его обычно закрытом лице.
- Если ты когда-нибудь разлюбишь меня и позволишь другому… – он глубоко вздохнул, останавливая невыносимое предположение,
- прошу, скажи мне сразу. Клянусь, ровно с той секунды я исчезну для те…
Анна осторожно поцеловала его в уголок губ над ссадиной.
- Я люблю тебя, Яков. Тебе не придется исчезать. Я хочу быть с тобой всегда, – она взяла его за руку.
- У нас будет сын.
Недоверчивое счастье осветило его мгновенно ставшее молодым лицо. Он благоговейно положил ладонь на живот Анны.
- Сын?
Она кивнула.
Митя, сидевший над ними на ветке, довольно захихикал и взлетел над лесом, восторженно кувыркаясь.
«Я буду у вас! Я!»