Сон на пятницу (СИ)

«Руки прочь, Коробейников. Дарить он что-то собрался», – даже при мысли, что его Анне вручит подарок другой мужчина, выдержка надолго покидала Якова.

Чтобы не сорваться вслух, он сунул фигурку в карман и вышел в коридор.

…

Митя не мог унять волнение. Родители явно были в ссоре, а он совсем не хотел лишиться такого отца, как господин Штольман. Тот принимал его, Митрофана, всерьез, иногда просил о помощи и никогда не забывал поблагодарить. Если говорить честно, то Митя ради такого папы готов был в лепешку расшибиться, только вот обо что духу-то расшибаться? Да и глупости это вовсе. Вот ссора — это серьезно.

Но ему надо было знать точно. Ведь это его папа и мама! Добравшись от дома Мироновых до кабинета Штольмана в управлении полиции, Митя вытащил из стопки бумажку и стал корпеть над рисунком.

…

В спальне Анны над столом, за графином с цветами вдруг возник тусклый образ полной женщины лет тридцати – сорока.

Анна вздрогнула.

- Кто вы?

Но и без ответа девушка узнала женщину, дух которой стоял сейчас перед ней.

- Вы – Софья Львовна. Я встречала вас в поместье фон Берг. Вы служили у Натальи Павловны, баронессы, не так ли?

- Да, – дух медленно кивнул.

- Ох, – Анна различила кровавый след на черном головном платке.

- Что вас привело, дорогая?

Перед глазами Анны явственно, будто это случилось с ней, промелькнула картина, как крепкий мужчина настигает ее в перелеске и бьет чем-то в висок.

...

Очнулась Анна на полу, вода из упавшего графина капала ей на лицо, цветы рассыпались.

«Гипнотизер! Он не только мной занимался, он убийца!»

Дух женщины все еще парил над полом.

Анна села на стул, утерлась полотенцем.

- А вы не знаете, за что он… вас? – спросила она.

Образы гипнотизера и Натальи Павловны, сердито тыкавшей в какие-то лежавшие перед ней бумаги, пронеслись перед глазами Анны, а в голове раздался голос баронессы:

«Как вы посмели обманывать меня, господин Неверов? Я создавала фонд не для того, чтобы его обворовывали проходимцы вроде вас! Немедленно верните все до копейки!»

- Я видела это перед ее смертью, – прошелестело в воздухе.

- Наталья Павловна убедила меня никому об этом не рассказывать. Иначе бы что-то случилось с ее любимым фондом. Но это он ее убил. Этот человек. Прошу вас, остановите его, он – зло.

Дух исчез.

Анна ринулась одеваться.

…

Войдя в свой кабинет, Яков обнаружил на столе уравнение, столь любимое подростками: «Мама + папа = ». Дальше было накарябано большое разрисованное сердце и знак вопроса.

Штольман вздохнул.

«Эх, Митя, если бы я знал».

На сердце у него было тяжело. Он не хвалил себя за вчерашний молчаливый уход, но что еще можно было сделать, если Анна не внимала предупреждениям и не выполняла соглашений. Не ходить же за ней по пятам самому.

Он смял бумажку и кинул в мусорную корзину.

Карандаш возмущенно постучал по столу, требуя ответа.

- Дмитрий! – Штольман забрал карандаш.

- Прости, я вчера не поблагодарил тебя за помощь с мамой. Ты молодец, – Яков сунул руку в карман и вытащил лошадку. – Держи.

- Но в наших с Анной Викторовной отношениях я разберусь сам.

Не дослушав, Митя завизжал от радости.

- Папа! Подарочек! Ой-е-е-е-ей! Мне?

Митрофану никогда не дарили подарков. Большая часть его земной жизни прошла в приюте, где лишь на Рождество малышам насыпали кускового сахара в подставленные ладошки и разрешали лечь спать попозже. Что было довольно трудно сделать, так как все время хотелось есть, а после мигом проглоченной сласти – особенно, и сном приютские заменяли еду.

Деревянная фигурка взмыла в воздух и поскакала по краю стола, оступаясь и забираясь обратно.

Штольману даже почудилось восторженное детское «И-го-го!» Он улыбнулся.

«Ну хоть кому-то здесь хорошо».

- И-го-го! – захлебывался от счастья Митя, играя с лошадкой. – Папа, спасибо!!!

Яков недоверчиво наклонил голову, прислушался.

- Митя? – спросил он в пустоту.

- Да? – донеслось с окна.

«Ох ты ж. Мне теперь только видений не хватает».

- Ты сейчас где?

Мальчишка хихикнул.

- На подоконнике сижу, а что? Это какая порода? Орловский рысак? – лошадка скакнула через ладонь Штольмана.

- Скорее пони, – Яков не сильно разбирался в лошадях, но ноги у фигурки были коротковаты.

- Поняшка! Ой.

Игрушка споткнулась о ладонь и упала.

- Па-а-а-па! – Штольману пришлось прикрыть уши, уберегая их от восторженного визга.

- Папа, а как ты смог? Меня ведь никто не слышит, кроме бабушки! А я теперь могу бумажки не писать, да? И давай я буду тебе помогать преступников ловить, а еще…

…

В дверь постучали, и Яков поднял ладонь вверх.

- Митя, тихо. Не отвлекай меня, я на службе.

- Войдите, – крикнул он.

Городовой заглянул в дверь и пробормотал: – Тут к вам, господин Штоль…

Договорить он не успел, в кабинет влетела Анна. Девушка была чудо как хороша в сером платье с летящими оборками и новой шляпке. Шаловливые пряди так и норовили вырваться из наскоро сделанной прически, разгоряченные быстрой ходьбой щеки пылали нежным румянцем.

Штольман встал из-за стола.

«Улыбаюсь, как идиот. А хотел ведь дождаться, пока Анна осознает и извинится».

- Яков … Платонович, – бросилась к следователю Анна, – у меня новости!