Сон разума или иная реальность

И если особенность литературы как вида искусства – способность запечатлевать «иное», или невидимое, то искусство слова является такой сферой художественного творчества, где зарождались, формировались и достигли большого совершенства и утонченности наблюдения над человеческой психикой. Сомнологическое же творчество является и отражением психических процессов и порождением различных творческих проявлений, особенно – поэзии.

И.Кант в своих многочисленных эстетических трактатах также подчеркивал, что из всех искусств первое место удерживает за собою поэзия. Впоследствии возвеличиванию поэзии над другими искусствами посвятили свои работы Г. В. Гегель и В. Г. Белинский.

Немецкий мыслитель в «Лекциях по эстетике» указал на широчайшие возможности литературы – в отношении как ее содержания, так и способа изложения материала. Здесь же Гегель назвал поэзию всеобщим видом искусства, являющимся таковым и для искусства кино. Но, будучи исключительно знаковым, искусство кино, несомненно, в своей основе, как правило, имеет литературное произведение и, уж в любом случае, – один или несколько вечных бродячих сюжетов, которые, в свою очередь формируют сюжеты сновидений, а те становятся основой поэтических, литературных и кинопроизведений, создавая тем самым бесконечный цикл взаимопроникновения и взаимовлияния.

Несмотря на сравнительно (с литературой) малый возраст, кинематограф успел накопить довольно много собственных бродячих сюжетов. Некоторые из них он позаимствовал из литературы, другие же сформировал, «вырастил» самостоятельно. Ведь в кинематографе, кроме свойственных литературе кочующих образов и устоявшихся фабульных схем, есть сугубо собственные «бродяги» – изобразительные и звуковые, рожденные актерскими и режиссерскими профессиональными приемами…

Тщательный анализ бродячих сюжетов современного кино киновед Ольга Рейзен начинает со старых знакомых: Золушка, Кармен… Дальше – сложнее: отдельная подглавка посвящена всевозможным шпионам, другая – последним императорам. В очерке, трогательно названном «Милые монстры», автор вскрывает гЕнезис таких, известных каждому любителю кино, персонажей, как: Тарзан, Франкенштейн, Бэтмен… Далее речь идет о сюжете, как пишет Ольга Рейзен, по сути подводящем «итог теме «бродяжничества» и одновременно являющемся ее первоосновой, – о фильмах, в которых уже рассмотренные темы, сюжеты, персонажи сталкиваются в хаотичном, на первый взгляд, хороводе, организующим началом которого служит личность автора». Это фильмы о художественном творчестве, среди них есть и биографические, и автобиографические.

От героев-одиночек киновед последовательно переходит к устоявшимся парам. Здесь никак нельзя обойти доктора Джекиля и мистера Хайда. Эта мистическая пара была рождена фантазией писателя Роберта Льюиса Стивенсона, но именно в кино этот сюжет получил невероятное развитие – число экранизаций этого произведения, сделанных в разных странах, приближается к десятку. Третья глава озаглавлена «Семьи». Здесь идет разговор о семьях Лолиты и Анны Карениной, о взаимоотношениях родителей и детей в картинах «Е.Т.» («Инопланетянин») и «Волшебник из страны Оз». Для строгого исследователя нет разницы, откуда пришел «бродяга» – из русской классики или из детской сказки. В четвертой главе автор анализирует архетипические события, главное место среди которых занимают крушение «Титаника» и поиски волшебной страны Эльдорадо… Завершает книгу глава с названием «Автор». Ведь автор в кино – это тоже герой. Так, сквозь череду кинокадров проступают портреты таких мастеров, как: Федерико Феллини, Микеланджело Антониони, Ален Рене.

Но насколько эти портреты соответствуют реальным фотографиям – тема для серьезного исследования…

И всё это формируется и реализовывается специфической для кино (как и для сновидений) системой знаков и символов. Различение понятий «знак» («сема») и «символ» («симболон») проводилось уже в древнегреческой философии, начиная с Платона. Они были противопоставлены друг другу содержательно: знаки считались достоянием обыденной жизни и низкой подражательной поэзии. С помощью мифологических символов человеку передается божественный дух. И хотя божественным символам присуща ясность и прозрачность, но к человеку они обращены своей загадочной и таинственной стороной, которую нужно распознать, пользуясь «сметливостью своего ума». Натурализм стал подвергаться осуждению за бессодержательную подражательность, а вершиной искусства стали признавать символическую поэзию (символы которой глубоки и многозначительны). Такой символизм был воспринят в Византии и западном христианстве. Так, в богословии различают профанную историю, где события не имеют скрытого смысла, и сакральную историю, где одни события являются символами других.