чужому, незнакомому, непривычному. Восприятие чужого как непонятного, непостижимого, а поэтому опасного и враждебного. Воздвигнутое в ранг мировоззрения, может стать причиной вражды по принципу национального, религиозного или социального деления. Также может (редко) трактоваться буквально, как навязчивый страх перед другими людьми, то есть фобия в клиническом смысле. Появившаяся наука ксенология – наука будущего, занимающаяся изучением нечеловеческого внеземного (внеземного ли?) разума.
О ксенологии писали, в частности, братья Стругацкие и Евгений Филенко. По мысли ксенолога Геннадия Комова, у Стругацких, любая цивилизация, достигшая определённого уровня развития, не может не стремиться к контакту с иным разумом. При этом изучение чужого разума представляется не только частью общего процесса изучения явлений природы, но и необходимым условием самопознания человеком самого себя. Самопознание же человека в процессе долгого пути индивидуализации и вычленения Себя из Мы приводит к образованию «Я-концепции» и её составляющих: реальное Я (представление о себе в настоящем времени), идеальное Я (то, каким субъект, по его мнению, должен был бы стать, ориентируясь на моральные нормы); динамическое Я (то, каким субъект намерен стать), фантастическое Я (то, каким субъект желал бы стать, если бы это оказалось возможным); Я-виртуальное реализуется и проявляется, разумеется, между людьми, в парадигме виртуального пространства, понимаеиого не только как пространство всемирной паутины – инета, но и как явление фантома-псевдонима (Козьма Прутков, Оссиан и пр.); и, наконец, «Я-как самость» субъекта, которая смотрится в «не-Я», как в зеркало, в Другого или Других и тем самым отлаживает, уточняет, корректирует образы своего Я.
Смотрится как в зеркало! – но не впуская в себя «отражение», тем самым не впуская в себя «их» или «его», то-есть – Чужого. А если «Я» впускает в себя «не-Я» – то это уже патология, а именно: раздвоение личности. Если Станислав Лем, описывая Чужого приходил к выводу о принципиальной невозможности контакта человеческого и нечеловеческого разума («Солярис»), Стругацкие считали его, хотя и чрезвычайно сложным, но всё же осуществимым. Для этого предполагалось использование своеобразных посредников, сочетающих в себе свойства обеих контактирующих цивилизаций («Малыш», «Жук в муравейнике»): «Существо, не принадлежащее к гуманоидным сапиенсам, не может быть объектом контакта без посредников» («Парень из преисподней»).
В работе Е. Цветкова «Счастливые сны», автор рассматривает наличие и индификацию Иных сущностей в контексте общего пласта культуры толкования сновидений и на основании личных исследований. Его исходное положение можно представить так: сон и население снов имеет свою логику, это не логика здравого смысла, а логика художественная, правда искусства, сходная с интуитивным озарением ученого, поэтическим вдохновением художника, основанных на работе сознания и подсознания над фактами, наблюдениями, переживаниями и проблемными ситуациями повседневной жизни. Е. Цветков предлагает инструмент толкования для событий прошлого и осторожный терапевтический взгляд на возможное будущее. Его авторская позиция приближается к концепции К.Г. Юнга, теоретические взгляды которого с большим опозданием входят в научный оборот нашего общества, вызывая к себе пристальное внимание. У Цветкова Юнговский архетип Мудрого Старца (Отца) трансформируется в Смотрителя Жизни, Стража сновидческих пространств, в Хранителей входов и выходов. Тень или Трикстер предстаёт в облике Дьявола, Чудовища, которые на определённых уровнях и планах проникают в реальность и влияют на события жизни.
Кто же те, кого мы встречаем в наших ночных странствиях? И почему, когда мы видим во снах самых близких нам людей, проснувшись, мы далеко не уверены, что это были именно они? А кто те, кого мы мучительно не можем вспомнить, и незнакомость их внешности не мешает нам чувствовать, что мы знаем их очень давно, даже всегда? И кто те, кого мы боимся больше смерти в наших снах?