Я знаю, почему всё это у меня на уме. Потому что я бы хотела вернуть его. Потому что я любила его, прежде чем случилось это дерьмо, и получила бы его — даже ещё когда-нибудь на краткое время — я бы ничего не изменила. Во всяком случае, это ухудшит ситуацию.
Лучшие и худшие три недели в моей жизни.
Но для него они могли быть только худшими. И это даже не было технически его. Его контролировал Смит. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое сладкое слово, которое он мне сказал, были ложью, навеянной монстром.
И Линден это знает!
Возможно, он с сожалением думал об этом. Или был в ярости. Это единственное логическое объяснение. Я смотрю на его затылок, его светлые волосы идеально лежат сзади, что он не мог видеть в зеркале. Это просто, и я это знаю: он слишком совершенен для меня. Я должна была знать, что с самого начала было что-то неправильно. Парни, как он, просто не интересуются такими девушками, как я.
Он идеален. Я...нет.
Но для него я хуже, чем просто, не совершенна. Девушка, из-за которой он шёл на встречу смерти, и, хотя он этого не знает, это моя вина. Я, объяснение всего, что пошло не так в его жизни за последние три месяца. На земле нет ни одного парня, с которым я могла бы быть менее совершенной. И это убивает меня.
Словно чувствуя мой взгляд, Линден поворачивается и проглядывает назад.
Отвернись! Отвернись! Кричу я на себя. Но хотя у меня есть время, я всё ещё смотрю на него, когда его профиль появляется, и его глаза скользят ко мне.
И встречаются с моими.
Мир вокруг нас останавливается. Почти как будто Софи была тут, замораживая время, вместо того чтобы вернуть назад свои силы. Я позволила себе слишком устать; Я не могу спрятаться. Я уверена, что всё, что я чувствую, что мои глаза, как прожектор, излучают всё, и я знаю, что он будет презирать меня за это.
За исключением....
За исключением, что его выражение отражает моё собственное.
Измученные, опустошённые слёзы начинают жечь глаза, и я быстро моргаю, отказываясь позволить моим одноклассникам видеть мои страдания.
Но Линден видит.
Его рот открывается, как будто он собирается что-то сказать, тогда как он должен помнить, что мы в классе, полном других людей, поэтому что он закрывает рот, сжимает зубы и снова смотрит вперёд.
При каждом вздохе, кажется, что мои лёгкие упакованы битым стеклом. Прошло десять минут, и когда раздаётся звонок, это милосердие.
Я пытаюсь как можно быстрее засунуть вещи в свой рюкзак, но мои усталые пальцы неуклюжи. Обычно я готова к концу урока, и все вещи упакованы в сумку за одну минуту до звонка. Я знаю, что учителя ненавидят, когда ученики делают так, но у меня нет больше занятий. Но это мой единственный урок с Линденом, и я не хочу, чтобы он видел меня более чем абсолютно необходимо.
И я не хочу его видеть. Это слишком сложно.
Но даже если бы я была готова, я не думаю, что сегодня смогла бы уйти. В этот раз он готов для меня. Даже когда я затягиваю молнии на рюкзаке, я уже вижу его ботинки на полу рядом со мной. Я не уйду.
— Привет, Шар. Мы можем поговорить? Пожалуйста, — добавляет он, когда слово "нет" формируется на моём языке.
Мне жаль, что это было не сегодня, когда я уже сама не своя, но я думаю, что это должно было произойти в конце концов. Я заставляю себя кивнуть, а затем наклоняю голову глядя на землю, по крайней мере, мне не нужно смотреть ему в лицо. Я иду рядом с ним в класс, и, поглядываю влево и вправо пару раз, его глаза находят дверь аудитории, как раз наискосок нашей классной комнаты.
— Сюда, — говорит он, затем шагнул вперёд и открыл дверь для меня. Всегда джентльмен.
Двери аудиториях в основном звуконепроницаемы, поэтому, когда человек закрывается внутри, он блокирует большую часть шума из холла, оставляя Линдена и меня лицом к лицу в оглушительной тишине.
Ладно, метафорически лицом к лицу. Мои глаза всё ещё приклеены к его ботинкам. Линден стоит и молчит так долго, что я почти задаюсь вопросом, не собираюсь ли я что-то сказать, когда он шепчет:
— Я скучаю по тебе.
Я закрываю глаза. Из всех ужасных ситуаций, которые возникали у меня в голове, когда он спросил, можем ли мы поговорить, этого не было даже в топе пятидесяти. Он должен ненавидеть меня. По крайней мере, обижаться на меня. Не было никакого способа избежать возможности видеть меня каждый день, напоминая ему о мучительных воспоминаниях — но на самом деле переживая расставание? Эти трудности должны была быть моими и только моими.
Для него это должно было быть легко. Как гора с плеч.
Но вот он, его сердце истекает кровью из ран, которые оставила я.
Совсем не метафорически.
— В течение первого месяца, когда я не мог смотреть ни на одну девушку с чем-то похожим на влечение, я подумал, что это из-за Бетани, — говорит он чуть громче шёпота. — Потому что я скучал по ней, и моё сердце исцелялось. И я уверен, что так и было. Но потом я понял, что это не все другие девушки. Я всё ещё смотрел на тебя и... и хотел тебя.
Сейчас слезы уже невозможно сморгнуть. Я качаю головой.