Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.

В разгаре осени хмельна по эту сторону ограды
И, как у осени, чиста моя душа и холодна,

Луна и облако плывут, не отрываясь друг от друга,

И одинаково светлы то облако и та луна.

Пред сном Чжуан-цзы, в коем он кружился бабочкою пестрой,[278]

Я не предамся слепоте, хоть и на небо вознесусь.

Но, думой в прошлое уйдя, ищу и ныне Тао Цяня,

И полагаю: он со мной вошел бы в искренний союз,

Я в сон едва лишь погружусь — и снова, снова устремляюсь

К тем вольным гусям в небесах, которых в край иной влечет,

И вздрогну вдруг, придя в себя, — и вновь доносится до слуха:

Стрекочет в тишине ночной неумолкающий сверчок.

Вот сон развеян… А без грез в душе моей опять досада,

И груз тяжелых тайных дум — их высказать бы, да кому?

…Трава зачахла, и мороз над нашим садом стелет дымку,

И нет границ разливам чувств, привычных сердцу моему!

Фея реки Сяосян

Увядшая хризантема

Роса застыла, превратившись в иней,
Обвисли стебли, стройные дотоле,

При Малом снеге проводы устроим,

Прощальный пир, обильное застолье!

И золото со временем тускнеет, —

Но все ж благоухаешь ты покуда…

Увы, на стеблях не хватает листьев,

Рассеял ветер гроздья изумруда…

Пал свет луны на половину ложа,

Пронзительно опять сверчок стрекочет,

На десять тысяч ли — мороз и тучи,

А караван гусей спешить не хочет.

Ну, что же, осень? До свиданья, осень!

Прощаемся до будущего года!

Пока же разомкнем рукопожатье, —

Грустить не будем даже в непогоду!

Гостья из-под банана

Слушая стихи, все дружно выражали свое восхищение и обменивались мнениями. Ли Вань сказала:

— Позвольте мне рассудить по справедливости. Каждое стихотворение по-своему хорошо. Но первое место я присуждаю стихотворению «Воспеваю хризантему», второе — «Вопрошаю хризантему», третье — «Сон о хризантеме». Темы для стихов были не традиционные, и лучше всех с ними справилась Фея реки Сяосян — ее стихотворение отличается новизной и свежестью мысли. Остальные стихи можно расположить в следующем порядке: «Прикалываю к волосам хризантему», «Любуюсь хризантемой», «Застолье с хризантемами» и, наконец, «Вспоминаю хризантему».

— Правильно, верно! — воскликнул Баоюй, захлопав в ладоши. — Совершенно справедливо!

— Но в моих стихах недостает изящества, — возразила Дайюй.

— Все равно они хороши, — заметила Ли Вань, — без нагромождений и шероховатостей.

— А по-моему, стихотворение, в котором есть строка «Припомнилась мне та прогулка в вечерний, предзакатный час», — самое хорошее, — настаивала Дайюй. — Эта строка своего рода фон всей картины. Прекрасны также строки: «Мне не до книг, я их отброшу — лишь суета мирская в них. Я вижу только эти ветки со всей осенней их красой». В них все сказано о хризантеме на столе. Автор мысленно возвращается к тому времени, когда хризантема еще не была сорвана. В этом заключен глубокий смысл!

— А строка из твоего стихотворения «А потом, аромат своих слов не тая, я послушать луну попрошу» — выше всякой похвалы! — воскликнула Ли Вань.

— Да, на сей раз Царевна Душистых трав проиграла, — заметила Таньчунь. — Такие строки, как «За оградою пусто, старый сад наш дряхлеет…» и «А мечта, как и прежде, неизменна, светла», звучат красиво, но никаких чувств не вызывают.

— А у тебя строки «На волосах роса трех троп садовых, а на висках — приятный холодок» и «Когда б цветком украсили дерюгу, дерюга стала б как осенний шелк» тоже не раскрывают темы «Прикалываю к волосам хризантему», — улыбнулась Баочай.

— «Скажи, — я услышала, — кто затаенно, сей мир презирая, растет?» и «Кто, как и другие цветы, раскрываясь, все медлит, все ищет и ждет?» — добавила Сянъюнь, — это вопросы, на которые можно не отвечать, так как все ясно без слов.