Сонеты

Когда земля, и медь, и море, и каменья
Не могут устоять пред силой разрушенья,
То как же может с ней бороться красота,
Чья сила силе лишь равняется листа?

Возможно ль устоять весеннему дыханью
В губительной борьбе
                    с напором бурных дней,
Когда вершины скал
                    и мощь стальных дверей
Противиться крылам времен не в состоянье?
О, злая мысль! Куда ж от Времени уйдет
Промчавшихся времен
                    пленительнейший плод?
Кто даст отпор его губительному кличу
И в силах у него отнять его добычу?

Никто – иль чудо, друг,
                    свершится над тобой
И будешь ты блистать в чернилах красотой!

66. «В усталости моей я жажду лишь покоя!..»

В усталости моей я жажду лишь покоя!
Как видеть тяжело достойных в нищете,
Ничтожество в тиши вкушающим благое,
Измену всех надежд, обман в святой мечте,

Почет среди толпы, присвоенный неправо,
Девическую честь, растоптанную в прах,
Клонящуюся мощь пред роком величаво,
Искусство, свой огонь влачащее в цепях.

Низвергнутое в грязь прямое совершенство,
Ученость пред судом надменного осла,
Правдивость, простоте сулимая
                              в блаженство,
И доброту души в служении у зла!

Всем этим утомлен, я бредил бы могилой,
Когда бы не пришлось тогда
                    проститься с милой.

67. «Зачем ему здесь жить, когда зараза с ним…»

Зачем ему здесь жить, когда зараза с ним,
И скрашивать порок присутствием своим,
Давая тем греху возможность поживиться
И, с ним переплетясь, в одно соединиться?

Зачем копировать румянец щек его,
Фальшиво цвет живой их
                    в мертвый превращая?
Что в цвете роз ему, красе родного края,
Когда в его щеках довольно своего?

Что жить ему, когда природа обеднела
И крови уж ему не может больше дать?
Он все был для нее – и жизнь, и благодать;
Она ж и пред лицом других благоговела.

И бережет его она, чтоб показать,
Какая прежде к ней сходила благодать.

68. «Его лицо есть дней минувших отпечаток…»

Его лицо есть дней минувших отпечаток,
Когда краса цвела и вяла, как цветы,
И ни на чьем челе не смел блистать остаток
Вновь созданной в тиши
                    поддельной красоты;

Когда, отдав тела прожорливой могиле,
Не срезывали кос с головок золотых,
Чтоб на челе других они вторично жили
И пук чужих волос не радовал других.

В нем прежней красоты видна еще святыня,
Благая, без прикрас, как сердца благостыня,
Не мыслящая вновь весну себе купить
И обобрать других, одетым бы лишь быть.

И бережет его природа данью чувству,
Чтоб показать красу фальшивому искусству.

69. «Та часть тебя, что мир способна озарять…»