Сонеты, песни, гимны о любви и красоте

С введением христианства стала развиваться церковная поэзия и литургические песнопения: псалмы, молитвы и гимны, превозносящие Господа и святых. В Англии были популярны религиозные гимны, пришедшие вместе с нормандскими завоевателями, особенно гимны в честь девы Марии и «сладчайшего Иисуса». Песни, похожие на гимны, писал первый английский поэт Кэдмон, а любимый Спенсером Чосер сочинил несколько гимнов любви в «Легенде о славных женщинах». Может быть, именно эти гимны Чосера повлияли на выбор Спенсером темы для его первого гимна. С другой стороны, гимны Спенсера в чём-то похожи на «учёную поэзию» Каллимаха, одного из руководителей александрийской библиотеки, придворного поэта Птолемеев, и на возвышенные гимны неоплатоника Прокла. В эпоху Возрождения как пример «учёной поэзии» примечательны «Гимны» Ронсара, в которых поэт, не создавая стройной философской концепции, противопоставлял гармонии космоса беспорядок и неустройство земной жизни. Но вероятнее всего, что христианский поэт Эдмунд Спенсер выбрал форму гимнов по той причине, что литургическая поэзия — это книжное выражение образа жизни, который заключает в себе и «онтологическую основу личности, воздающей похвалу» и «наивысшую форму литературного языка»[636].

Первые два гимна, «Гимн в честь Любви» и «Гимн в честь Красоты», Спенсер частично построил на основе философской мифологии, разработанной Платоном в своих диалогах «Пир», «Филеб» и «Федон». Платоническая теория любви, как мы говорили, легла в основу произведений флорентийских неоплатоников: Марсилио Фичино, Пико дела Мирандола, Бальдассаре Кастильоне и других философов Ренессанса. В «Гимне в честь небесной Любви» и в «Гимне в честь небесной Красоты» использованы сюжеты христианского мистицизма, являющегося содержанием Ветхого и Нового Заветов, а также трудов Кальвина, основоположника теоретического Протестантизма. Гимны Спенсера чем-то напоминают гимны неоплатоника Прокла, особенно гимны к Афродите (II и V), воспевающие «небесную и земную любовь, ведущую к свету и очищению»[637].

В работах античных неоплатоников (Плотин, Прокл, Порфирий и Ямвлих) платонизм принял космический характер. Например, для Плотина Любовь — это «ипостась, истинно сущее»[638], которая порождена Мировой Душой, благодаря своему влечению к Духу, от которого исходят расширяющиеся эманации. Эта Любовь, «находясь во вселенной, проникает повсюду»[639], к каждому предмету или существу, и, проявляясь в каждой душе, она ведёт единичные души к Единому, Благу, чтобы вернуть их в Его лоно. У этой метафизической концепции любви к Всемогуществу и универсальной любви к христианскому Богу было много общего. Христианское видение любви как духовной силы, побуждающей и направляющей всю вселенную, было выражено в неоплатонических воззрениях Св. Павла, Св. Бенедикта, Блаженного Августина и Дионисия Ареопагита[640].

Но в Средние века синтез неоплатонизма и христианства не мог объяснить, как индивидуальная любовь сочетается с мировой Любовью, с «истинно-сущим». Гармония христианства с неоплатонизмом казалась неполной. Иерархия Плотина, многочисленные сущности, находящиеся между Единым и земными существами, не приближали высшее Благо к человеку, к которому его должна вести небесная Любовь, а наоборот, отдаляли. Не существовало некоторой лестницы в неоплатонической теории, которая позволила бы человеку возвыситься до Бога, приобщиться к Богу, что было главным в христианском учении.

Фичино обратился непосредственно к Платону, минуя его последователей, разработавших космический неоплатонизм. В «Пире» Платона Фичино нашел путь и возможность соединения человека с Богом. Для него обсуждение значения индивидуальной любви в этом диалоге явилось образцом для создания собственного неоплатонического учения. Теперь окончательно всё стало на свои места, и неоплатонизм показал оба пути движения: «от Бога к человеку и от человека к Богу»[641]. Доктрина платонической любви Фичино, изложенная им в «Комментарии на «Пир» Платона о Любви» (Commentarium in convivium Platonis de amore, 1469), то есть, духовной любви к другому человеку, является всего лишь прикрытой любовью человеческой души к Богу[642]. Фичино интерпретировал «Пир» в свете своего мистического богословия.