Сонька. Конец легенды

— Без меня?! — то ли испугался, то ли обрадовался граф.

— Пока ответить не могу. Вы тоже уже в какой-то степени замараны… Вы как сюда добирались?

— На пролетке. Автомобиль оставил и пересел на пролетку.

— Хвоста не было?

— Не заметил.

— Наши люди проверят… Здесь проблема в том, что если возьмут Бессмертную, то нас могут элементарно накрыть.

Лоб Кудеярова неожиданно взмок.

— Она может расколоться?

— В считанные дни. Департамент полиции воспитал таких костоломов, что даже мертвый вспомнит «Отче наш».

— Что делать?

— Что делать и кто виноват? — усмехнулся Ефим Львович. — Вам сейчас надо ехать домой. А кто виноват — мы разберемся. Всего доброго.

Они обменялись рукопожатием, и Константин, от волнения не очень уверенно держась на ногах, двинулся к выходу.

В сопровождении какого-то мрачного господина он двинулся по коридору к выходу, стал спускаться по лестнице и вдруг вспомнил о шляпе.

— Минуточку…

Вернулся, дошел почти до комнаты Губского и вдруг услышал:

— О встрече с Брянской не было сказано ни слова! Значит, врет. Все врет! А вранье — первый шаг к предательству! — тихо, но отчетливо говорил Губский.

— С кого начнем? — это был голос Ирины.

— Начнем с Бессмертной. Вот адрес. Ликвидировать немедленно. До того, как ее заберет полиция.

— А как быть с графом?

— Граф будет следующим.

От услышанного Кудеярова качнуло, он глотнул воздух пересохшим ртом, но нашел сил шагнуть вперед, остановился на пороге комнаты. В его сторону повернулись.

— Тут шляпа… Я забыл в волнении, — сообщил он Губскому. — Позвольте взять?

— Берите, — кивнул тот.

Граф суетливо подошел к столу, сгреб шляпу и, едва не налетев на стул, покинул комнату.

Выйдя из парадной, он не сразу сообразил, в какую сторону идти, увидел двух господ, спросил с легким заиканием:

— Мне бы извозчика.

— В эту сторону, господин, — посоветовал один из мужчин.

— Благодарю, — поклонился Кудеяров и чуть ли не бегом двинулся в указанную сторону.

Ночью с Сонькой случился припадок.

Погода была ветреная и холодная, пароход сильно качало, в черном и бесконечном пространстве он шел тяжело, неспешно, огни иллюминаторов были приглушены.

В носовой каюте спали крепко, хотя временами кто-то от сильного крена вскидывался, коротко просыпался и снова засыпал, измученный качкой.

Сонька неожиданно вскрикнула, резко села на постели, огляделась испуганно.

— Мам, ты чего? — спросила дочка, проснувшись.

Та выглядела безумной.

— Табба!.. Девочка моя. Не трогайте ее… Не смейте! Она не виновата! Не подходите!

Михелина подошла к матери. Михель уже стоял рядом.

— Приснилось что-то?

— Они хотят ее убить! — произнесла воровка, глядя на него расширенными черными глазами. — Они не посмеют сделать этого! Они хотят убить мою дочь!

Михелина присела рядом.

— Мама, я здесь… Твоя дочка здесь.

— Не-ет, — покрутила головой мать. — Дочка моя там!.. Они тащат ее в черную яму!.. Смотри, они душат ее!.. Они душат мою Таббу!

— Соня… Табба далеко! Успокойся.

— Почему ее нет здесь?

— Ты скоро увидишь ее…

Михель тоже присел на постель.

— Сонечка, успокойся… Это тебе приснилось.

Он попробовал коснуться ее головы, но она резко отбросила его руку.

— Найдите мою девочку. Я буду искать ее — одинокую, несчастную! — Ее лицо вдруг исказилось гневом, она ткнула в Михеля. — Ты ненавидишь Таббу! — Перевела взгляд на Михелину. — И ты тоже! За что вы ее ненавидите?

— Соня… — Он взял ее руку, стал целовать. — Успокойся, Сонечка.

— Что она дурного вам сделала? — Воровка вдруг резко оттолкнула их, шагнула к выходу. — За что вы ее ненавидите? Где она?.. Табба! Доченька!

Михелина бросилась следом, обхватила мать сзади, стала тащить обратно.

— Не смейте трогать меня! — вырывалась и кричала воровка. — Я — Сонька Золотая Ручка!

Михель стал помогать дочке, вдвоем они вернули Соньку к постели, но она продолжала вырываться.

— Табба ни в чем не виновата!.. Она моя дочь!

Муж и дочка с трудом уложили ее на матрац. Михелина крепко обняла мать, прижалась, легла рядом. И лежала так до тех пор, пока та не успокоилась, не замолчала. И лишь временами Сонька вскидывалась, поднимала голову, осматривалась безумными, бессмысленными глазами.

Отец и дочка не спали до утра.

Через иллюминатор уже лился дневной серый свет, когда Сонька проснулась. Приподнялась на постели, молча и хмуро уставилась в одну точку.

Михель и Михелина повернулись к ней.

— Чего смотрите? — недовольно спросила она.

— Любуемся тобой, — неуверенно ответил Михель.

— Идиот… — хмыкнула воровка.

Миха подошла к ней, присела на корточки.

— Как себя чувствуешь?

Мать молчала.

— Может, на воздух? — снова подал голос Михель.

Сонька отстранила дочку, неровным шагом подошла к иллюминатору, посмотрела на серое утро за стеклом.

— Когда все это кончится?

— Скоро. Говорят, осталось меньше месяца, — ответила Михелина и поинтересовалась. — Тебе ничего не снилось?

— Может, и снилось. Не помню.

— Ты ночью кричала, — сказал Михель.

Воровка устало посмотрела на дочку.

— Скажи отцу, чтоб заткнулся. Сил нет никаких слушать.

Для крайне конфиденциальной беседы князь Икрамов пригласил к себе судебного пристава Фадеева и старшего следователя Конюшева.