Сонный сад

Зажмурившись, Элли вытащила из земли жестяную коробку и поставила ее рядом с собой. Также наощупь она нашла край жестянки и подковырнула крышку ногтями. В следующую секунду девочка потянула ее на себя и сняла окончательно.

Оставалось самое трудное: открыть глаза.

Столкнуться со смертью новым взглядом. Прорепетировать принятие на бедной Пипе, лишь бы только крошечный гроб-для-Лембита-но-без-Лембита на игрушечных похоронах подтолкнул ее к тому, чтобы ритуал был выполнен верно и сработал так, как было нужно.

Элли открыла глаза и опустила взгляд в коробку.

То самое пушистое тельце, дыхание которого пыталась рассмотреть девочка более шести лет назад, окончательно окуклилось. У Пипы больше не было черной шерсти, зато была сухая бежево-серая кожа, полупрозрачная настолько, что кое-где проглядывал скелет. Лапки – передние и задние – теперь были косточками, а мягкие подушечки с коготками отсутствовали вовсе. На плоской мордочке все еще оставалось умиротворенное выражение, теперь отображающее вечный и беспробудный сон.

Предметы вокруг, аккуратно сложенные в гробик руками мамы, оставались на своих местах и сохранились так, будто были собраны в коробку только вчера.

К собственному шоку, девочка не чувствовала страха и отвращения. Она смотрела на то, что осталось от Пипы долго-долго, так же, как тем утром, когда мультики почти закончились, а кошка все еще не проснулась. Худое тельце. Бледное тельце. Мертвое тельце.

Пипа уснула навсегда и давно не существовала. Она прыгала, играла, мяукала и нежилась когда-то давно, а теперь просто спала. И это было всем, что она теперь умела делать.

В смерти не было ничего страшного. Не было ничего невероятного, отвратительного или мерзкого. Смерть была еще одним состоянием, периодом, этапом, который ждал каждого, кто сейчас дышал и двигался. И не было никакой разницы, кошка ты или человек.

Смерть делала больно другим, а не тебе. Ты просто засыпал навсегда, а тот, кто оставался рядом до последнего, страдал и мучился, потому что помнил, что ты мог делать и другие вещи.

Больно было совсем не от смерти, а от воспоминаний, которые оставались у других людей после нее.

Элли сглотнула слезы и вытерла лицо грязными ладонями, забывая о том, что ее руки все еще были испачканы в земле.

– Дорогая Пипа, – громко заявила Эльга, стараясь не портить собственную речь рыданиями. – Я была очень маленькой и не могла понять, что с тобой произошло. И не смогла нормально попрощаться. Я хочу попросить прощения за то, что испугалась, когда ты умерла, и не могла тебя потрогать. За то, что не сама положила тебя в эту коробку, хотя любила больше остальных. За то, что не поцеловала тебя на прощание, посчитав твое новое тело жутким и страшным.

Убрав руки, Элли наклонилась к коробке вплотную и потрогала Пипу за костлявую спинку.

– Прости меня, пожалуйста, – уже не сдерживая слез, произнесла Элли. – Я тебя очень люблю.

Взяв крышку от коробки, девочка поспешила закрыть гробик и вновь опустить его в ямку. Слезы катились по ее щекам одна за другой, губы кривились, а всхлипы сменяли друг друга все чаще и чаще.

Закапывая кошачью могилку по новой, Элли пыталась посадить бабушкины бархатцы обратно, но ничего не получалось. Девочка бросила эту затею спустя несколько минут.

– Смерть не должна быть красивой, – сказала Элли сама себе, продолжая вытирать заплаканное лицо грязными руками. – Эта красота не нужна мертвым. Она нужна живым.

«Верно. И мудро для твоих лет», – пронеслось у Элли в голове.

Девочка обернулась.

Рептильи глаза наблюдали за ней из темноты, создаваемой карнизом над дверью на задний двор.

* * *

– Да тебе самому еще не надоело?!

Элли прохлюпала галошами к маленькому крыльцу и заняла воинственную позу напротив деда-хамелеона. Тот не отрывал от нее своего внимательного взгляда и вальяжно опирался на балку, что поддерживала старый карниз.

– Может, ты за мной и в туалет ходить будешь, глупое ты существо?! – бушевала девочка. – Или мне надо было спросить разрешения у тебя, уточнить, МОГУ ЛИ Я попрощаться со СВОИМ мертвым котенком?!

– Не надо, – ухмыльнулся незваный гость.

– Ну так и что?! У тебя нет своей работы? У тебя нет дел? Может, тебе что-нибудь поручить?! Помоешь посуду?! Или пропылесосишь ковры?!

Дед расхохотался.

– Отвратительное хамство, Эльга, – жутко скалясь, подметил он. – Работы у меня, и вправду, нет. Но мне есть чем заняться.

– Я бы тебя на работу тоже не взяла, ящер недоделанный.

– Уф, – незваный гость цокнул. – Очень грубо.

– Сегодня я очень злая и расстроенная, – махнула рукой девочка. – Пошел вон, ткач со знаком минус.

Тираду Элли прервал ровный стук.

И незваный гость, и девочка одновременно обернулись в поисках его источника. Исход был достаточно предсказуем: это бабушка стучала в окно.

Но смотрела она совсем не на Элли.

– Вот, допрыгался! – начала ликовать девочка. – Она ж не так проста. Сейчас выйдет сюда и…

К удивлению Элли, бабушка будто и не собиралась двигаться с места. Серафима смотрела на деда-хамелеона так внимательно, словно говорила ему что-то, не раскрывая рта.

Тот кивнул и вновь повернулся к девочке.