Сообразим на троих (СИ)

Ишь, осмелел как, позавчера я только его поцеловал, а сегодня он уже вон как себя ведет. Ох, надо было мне домой ехать вчера на пьяную голову, потереться спиной о кровать и спокойно ложиться спать, и чего я к нему приехал? Хотя да, мне хорошо. Мне так хорошо, что хочется замурлыкать и еще раз подставить задницу.

Кое-как стоя самостоятельно под душем, пока мой относительно молодой любовник возился с завтраком, я даже думать толком ни о чем не мог, только улыбался, как идиот. Хорошо хоть брата предупредил, пока из бара сюда ехал.

На дрожащих и подгибающихся ногах я выполз едва ли не по стеночке на кухню, чтобы съесть хоть что-нибудь. Ему, блять, хорошо, его не имели несколько часов подряд! Ебаные оборотни… Вернее, ебливые.

— Какой у тебя затраханный вид, — усмехнулся Никита, подхватывая меня под локоть. Правда, вместо помощи он усадил меня на стол, совершенно не слушая мои возмущенные мычания, — трахал бы и трахал.

— О боже, да чтобы я еще раз замутил с оборотнем! — закатив глаза, я откинулся на локоть, пока он пристраивался у меня между ног. — Я же так раньше срока помру.

Он такой охуенный, такой красивый, такой горячий во всех смыслах, что я, если верить религиям, буду гореть в аду за свое почти мучительное возбуждение. Но за такого мужика можно и пострадать.

— Еще бы я тебе позволил, — жадно вылизывая мою шею, брюнет неторопливо и даже дразняще смазывал меня, — тебе же со мной хорошо?

— А ты как думаешь? — вцепившись одной рукой ему в плечи, я поплотнее обнял его ногами. — Вставь уже скорее!

— Терпение, малыш, — распечатывая презик, оборотень прикусил и без того уже истерзанную кожу у меня на плече. Младше меня на пятнадцать лет, а сколько самомнения! Ну хотя ладно, за такой секс можно и всякие прозвища потерпеть, — до смерти тебя хочу…

Он вошел легко, чего и следовало ожидать. Уперевшись одной рукой в край столешницы, другой Ник подхватил меня под спину, заставляя прогнуться. Мельком подумав, что несколько минут спустя мой локоть окажется стертым нахрен в кровь, я запустил руку ему в волосы. Если вот так, сквозь ресницы, его так трудно отличить от брата. Стол поскрипывал, я матерился сквозь зубы, крепче сжимая веки, его шею, задницу на его охуенном члене…

Нет.

Нет.

Он же мне изменил.

— Леш? — как через вату донесся тихий оклик. — Леш, слышишь меня? — с усилием кивнув, я зажмурился. Все ноет, так болит, как будто меня не трахали всю ночь, а пиздили. — Ты чего ревешь? Я сейчас позову медсестру, она тебе еще обезболивающего вколет, потерпи.

Наугад протянув руку примерно в направлении звука, я вцепился в теплую ткань, сжал ее в кулаке, с усилием притягивая этого сукиного ублюдка к себе.

— Как ты… — в пересохшем горле застревал воздух, от тяжести в животе и мерзкой тошноты хотелось взвыть. — Сука, как ты смел… Предать меня?..

— Успокойся, — еле слышно, ласково. Горячая ладонь прикоснулась к щеке, заставляя дрожать всем телом от невыносимого холода, — все хорошо, малыш, чш-ш…

Уронив руку, потому что больше не было сил держать ее, я приподнял голову, подаваясь к теплу. Меня мягко обняли, целуя в шею, вязкая горькая слюна никак не хотела сглатываться.

— Пить, — кое-как открыв глаза, я сквозь муть с трудом разглядел темные волосы и поблескивающие желтые глаза на смуглом неясном пятне, видимо, лице, — дай пить…

— Пока нельзя, — гладят по голове, целуют в лоб, — попозже дам, когда доктор разрешит. Не дергайся, пожалуйста, ладно?

Бесконечные глупые вопросы врача только усиливали головную боль. Мне холодно, я хочу пить, почему просто нельзя мне дать воды? Он ведь должен понимать, как мне плохо! Как же хорошо, что брата здесь нет, он бы тут всех на части разорвал…

Во время осмотра зрение у меня прояснилось, как и восприятие. Колотил жуткий озноб, будто я не грелся уже не меньше суток, но я же гораздо меньше времени был под наркозом.

— Да, он проснулся, — негромко отчитывался в уголке Никита, — все хорошо. Немного шокирован, но это понятно. Когда придет в себя окончательно, позвонит, конечно. Ага, давай, до связи.

Вот это я понимаю “вынужденное сотрудничество”. Последний раз они так спокойно разговаривали еще до нашего расставания, хотя и тогда уж очень часто ругались на почве меня. Оба любили меня и не хотели делить, что поделать. Непросто было разрываться между ними и стараться, чтобы они как можно меньше контактировали — оба хотели, чтобы я ночевал с ними, но при этом верхом стрёма было бы трахаться, когда за двумя стенками брат. А не трахаться с Ником было трудно, мы просто с ума сходили друг по другу. Да, изначально он меня привлекал исключительно своим внешним сходством с братом, но в итоге они оказались совершенно разными, что не помешало мне влюбиться, как истинный идиот.

— Мне холодно, — сквозь зубы пожаловался я, пытаясь лечь хоть чуть-чуть удобнее и болезненно морщась от каждого движения.

— Ты теплый, — он положил ладонь мне на грудь, и я едва не задохнулся от ее веса, — просто знобит после наркоза, это пройдет.