Прежде всего, сообщество продолжает проявлять себя в деталях повседневной социальной жизни. Многие социальные трансформации, часто обобщаемые емкими понятиями наподобие постиндустриализации, глобализации или поздней модернизации, повлияли на способы наших отношений с другими людьми в пространстве и времени в условиях временно-пространственного сжатия (Harvey 1989 / Харви 2021). Зигмунт Бауман (Bauman 1990: 38–42 / Бауман 1996: 44–48) вопреки Херберту Гансу (Gans 1962: 104) указывает, что физическая близость (например, проживание в одном районе) и духовная близость – это не одно и то же: «Духовная или нравственная близость заключается в нашей способности (и готовности) испытывать
Во-вторых, понятие «сообщество» обладает высокой ликвидностью в социальной политике и политической деятельности, особенно когда оно становится тайным оружием против любых разновидностей «зла» – от неудобств, бедности и безработицы в том или ином районе до проблем с поведением детей и преступности в городах. Обращение к решениям, основанным на сообществах, – отход от общенациональных проблем – можно рассматривать как инструмент консервативной политики (Fisher and Romanofsky 1981: xii). При таком подходе сообщество становится равнозначным чему-то вроде социальной целостности в семьях, отдельных районах и городах, которая должна обеспечивать социальный капитал и коллективную эффективность (collective efficacy) для ликвидации проблем (о социальном капитале см. Blokland and Savage 2008; o городских изменениях и социальном капитале см. Blokland and Rae 2008). Не все районы должны напоминать деревни, но в практической политике и в политических программах, равно как и в определенных группах академического сообщества, похоже, существует общее мнение, что для сохранения пригодных для жизни районов требуется то или иное публичное присутствие социального капитала (Lofland 1989: 90). Урбанисты не могут просто так повернуться спиной к этому понятию и с пренебрежением относиться к нему как к одному из аспектов неолиберального проекта (van Houdt and Schinkel 2014). Скажем, могут вполне соответствовать действительности утверждения, что рекомендации создавать устойчивые сообщества представляют собой некую неолиберальную риторику, а призыв к более сильным сообществам есть разновидность неолиберального перекладывания ответственности с государства на людей (responsibilization) (ibid.), однако политический курс не изменится от того, что научное сообщество все это зафиксировало. Если политики и лица, принимающие ключевые решения, намерены коммуницировать с «сообществами, то им нужен кто-то, к кому они будут обращаться» (Taub et al. 1977: 433), даже несмотря на то, что проживание в конкретном месте все в меньшей степени будет основой сообщества в повседневных действиях людей. Городские проблемы в повседневной жизни слишком гнетут, а стало быть, мы не можем ждать, пока весь остальной мир – я имею в виду мир за пределами круга радикальных урбанистов – узнает о ловушках неолиберализма. Для наступления системных перемен может потребоваться определенный срок. Следовательно, в данный момент мы можем заодно – именно заодно, а не вместо – захотеть потратить какое-то время на скрупулезный анализ взаимосвязи между сообществом и местом, неотъемлемой для такого рода политики, а следовательно, мы сможем продуктивно критиковать пространственный детерминизм подобных подходов (о пространственном детерминизме см. Gans 1991).