Соперник Цезаря

— Эвоэ-ван! — Клодий осушил чашу и подмигнул Фульвии. Девушка, в отличие от хозяйки, сидела, по старинному обычаю, на ложе. В руках ее тоже был пустой кубок, щеки горели, губы приоткрыты. Восторженным взглядом она смотрела то на хозяйку, то на ее гостей. «Фурор!» — читалось в ее глазах.

Сам обед уже завершился — подавали вино и пирожки с медом и маком. Но на столе для тех, кто не успел насытить желудок, оставлен был солидный окорок. Его золотистая кожица была натерта чесноком, а розовое мясо с каймой белоснежного жира источало прозрачную слезу, будто эта чудная ветчина сожалела о малой вместимости желудков пирующих. Раб-разрезальщик отсек от окорока тонкий ломоть, присыпал перцем, кардамоном, сельдереем и протянул тарелку запоздавшему гостю.

— Говорят, Клодий, ты заключил союз с Цезарем и Помпеем? — спросил Целий Руф, ехидно прищуриваясь. — Нельзя ли узнать, почему?

— Ты угождаешь Цицерону. Нельзя ли узнать, почему? — передразнил Клодий.

— Все очень просто. Пока борьба идет без оружия, надо держаться более честной стороны, а как только дело дойдет до войны и похода, то надо встать на сторону более сильного.

— Интересная точка зрения, — пробормотал Катулл.

— Что главное в таком подходе? — Клодий изобразил крайнюю заинтересованность.

— Главное, чтобы было достаточно времени оценить, на чьей стороне сила. — Целий Руф оставался невозмутим. Видимо, такое поведение он считал образцом добродетели, если не староримской, то новоримской — точно.

— Трезвый взгляд человека, который пьет неразбавленное вино.

— Со мной тут забавный случай приключился, — принялся рассказывать Катулл. — Возвращаюсь я домой уже за полночь и вижу в переулке: какой-то мальчишка забавляется с девчонкой, старается, пыхтит. Ну, я подошел тихонько сзади, пристроился и вонзил пареньку свое торчащее копье.

Все захохотали: Клодия — мелодично и звонко, Целий Руф — громче всех. Фульвия фыркнула.

Музыканты играли. Кто-то из них фальшивил. Кажется, флейтистка.

— А почему бы нам не станцевать! — воскликнула Клодия и повернулась к Фульвии. — Малышка? — Фульвия отрицательно затрясла головой. — Тебя не учили?

— Учили… Но я не знаю… хорошо ли.

— Станцуй, и мы посмотрим. И оценим! — настаивала хозяйка.

— Лучше выйдем мы с тобой, сестрица, — предложил Клодий. — Ты же отлично пляшешь.

— Куда лучше, чем положено порядочной женщине, — поддакнул Целий Руф.

— Порядочные римляне вообще не танцуют, — заявил поэт Катулл. Он был уже изрядно пьян. А когда пьянел, начинал говорить гадости всем подряд и всех ревновал к очаровательной хозяйке.

— Может, и так, — согласился Клодий, подавая руку сестре и помогая ей подняться. — Порядочные римляне не танцуют. И не пишут хороших стихов. Лишь отвратительные — как Цицерон.

— Катулл такой забавный, когда злится, — шепнула красавица на ухо брату.

Но Клодию дела не было до поэта: пусть сестрица следит за мрачным выражением Катуллова лица, если ее так это забавляет. Его же интересовала малышка Фульвия. Ого! Девушка так и вытянулась — будто тетива балеарского лучника. Даже привстала, следя, как легкое платье свивается вокруг стройных ног Клодии, а потом разлетается прозрачной волною. При свете факелов можно было разглядеть все изгибы тела. Клодия закружилась, удаляясь от брата, потом рванулась назад, их лица очутились рядом; пирующим даже показалось, что губы танцоров соприкоснулись. Фульвия тихо ахнула. Катулл застонал.

— Странный танец, — заметил ироничный Целий. — Кажется, и греки так не танцуют?

— Так танцуют на Востоке, — отвечал Клодий. — Я видел, когда был в войсках Лукулла в Гордиене.

— Такие танцы в войсках? Что же это было за войско! — захохотал Катулл.

— Говорят, после этих плясок ты несколько месяцев провалялся в доме сестрицы Терции в Киликии, — напомнил как бы между прочим Целий Руф. — А потом угодил в плен к пиратам.

Клодий не любил, когда ему напоминали о его не слишком удачной военной карьере.

— Я был тяжело ранен, — сказал он резко и будто невзначай вновь бросил взгляд на малышку Фульвию.

В темноте ее глаза влажно блестели. Она не отрывала глаз от его лица. Клодий поднял руку и коснулся шрама на виске. Обычно шрам был скрыт волосами, но сейчас Клодий намеренно откинул пряди назад. Хозяйка, смеясь, упала на ложе, обхватила Катулла за шею и принялась жадно целовать в губы.

А ее брат присел рядом с Фульвией, довольно бесцеремонно приподнял голову девушки за подбородок. Она покорно прикрыла глаза.

— Целуй ее, братец! Целуй! — крикнула Клодия. Кажется, она была совершенно пьяна. — Отныне я — повелительница оргий.

Фульвия смутилась, вырвалась и кинулась бежать — в темную аллею кипарисов.

Клодий вскочил. Приметил, что Катулл жадно целует плечо хозяйки, а та, запрокинув голову, следит, что делает Клодий.

Волоокая.