Соперница с обложки

А на диске были запечатлены сцены их с Аллой свиданий. Эта распутная дрянь, когда Лозовский к ней приходил, втихаря включала камеру. Записывала все, потом что-то стирала, монтировала. И со временем собрала неплохую подборочку кадров, о чем и сообщила ему за день до того, как его жизнь покатилась с горы огромным грязным комом.

Лозовский, мало сказать, обомлел от такой новости. Он был раздавлен, расплющен, взбешен. Ведь если его Наташа…

Его милая, чистая, славная Наташа увидит это, то ни о каком строительстве их совместного счастливого будущего не могло быть и речи. Она не поняла бы никогда. Она не приняла бы эту часть его прошлого как нечто само собой разумеющееся, оно гремучей гадиной пролегло бы между ними, все отравив.

О Марианне он в тот момент не думал.

Ярослав беспрепятственно вошел в офис, поскольку ключ от входной двери у него имелся. Поднялся к себе, потом осторожно пробрался по бордюру к раскрытому окну кабинета Волиной, обыскал весь кабинет и таким же путем вернулся обратно. Диска он не нашел, как ни старался. Только руку поранил и наследил везде своей кровью. Главное, заметил, что поранился, уже в машине, а так бы непременно прибрал за собой. Подумал же он о перчатках, когда в столе и в сейфе шарил…

Не найдя диска, Лозовский снова решил поехать к Алле. Он понял, с опозданием, конечно, но понял, что она соврала ему. Не стала бы она держать такой убийственный материал против себя в кабинете матери. Наверняка диск у нее дома.

Алла ждала его приезда. Она все так же, не раздеваясь, блуждала по квартире, мурлыча себе под нос отвратительные садистские стишки, и время от времени заходилась истеричным смехом.

– Ищи, ищи, дурачок! Все равно не найдешь ничего! – хохотала она, когда Лозовский потрошил ящики ее шкафов, вываливая все прямо на пол.

Потом, когда необшаренной осталась одна лишь ее кровать, Лозовского осенило.

– А ну встань! – приказал он ей, нависая над кроватью, куда Алла завалилась прямо в куртке и сапогах. – Встань, говорю, дрянь!

Алла не подчинилась, поддразнивая его. И тогда Лозовский стащил ее с кровати, ухватив за сапоги.

– Вот откуда взялись на ее сапогах отпечатки ваших пальцев, – удовлетворенно кивнул Дмитриев.

– А что мне было делать?! Она же издевалась надо мной! Да она над всеми издевалась, никого не щадила, даже мать, хотя та сильно ее любила, – выпалил Лозовский и добавил с горечью: – Она все портила, к чему прикасалась. Все!..

Диск он нашел. Тот был прикреплен скотчем к внутренней стороне матраса. Лозовский вытащил его из коробки, просмотрел. За глаза хватило первых кадров, чтобы убедиться – это именно то, что он искал.

– И я ушел!

– Ссоры между вами не было?

– Нет. Мне не было нужды ссориться с ней. Она тоже молчала, хотя и орала поначалу, когда я тащил ее с кровати. Потом затихла.

– Она сделала себе инъекцию при вас?

Нет, этого не было. Этого никогда не было при нем. Он мог догадываться, мог строить предположения, натыкаясь порой на крохотные отметины на тыльной стороне ее локтя, но никогда не видел, как она колется, и потому уверен в том, что она употребляет наркотики, не был.

– Марианна тоже не знала.

– Вы уверены?

– Абсолютно! Иначе Алла тут же была бы помещена в клинику. Она бы ей не простила такого позора. Она вообще очень ревностно относилась ко всему, что подразумевало под собой понятие «подрыв репутации», – вспоминал окончательно разговорившийся Лозовский. – Даже свидания со мной скрывать пыталась, хотя все об этом знали.

– Может, она чьего-то гнева побаивалась? – осторожно намекнул Дмитриев.

– Нет, она никого не боялась. Она для этого была слишком независимой. Но вот не любила, чтобы за ее спиной злословили. Опять же дочери стеснялась. Считала, что та не простит матери романа с мужчиной много младше ее. Который с ее дочерью, по сути, почти ровесник.

– А дочь тем временем соблазняла маминого любовника, тайно ненавидела собственную мать и продолжала тянуть из нее деньги, – подытожил Андрей. – Как считаете, на что ей нужна была такая крупная сумма? Она ведь была у матери в четверг накануне своей смерти и просила у нее баснословные деньги. Как думаете, на что?

Лозовский думал минуту, не больше.

– Да ни на что! Наверняка чтобы просто позлить Марианну. Она могла такое выкинуть! Не могло у нее быть ни долгов, поскольку она не играла, ни планов никаких. Она совершенно пустым человеком была.

– И тем не менее ей удалось соблазнить вас, – покачал головой Дмитриев.

– Да, удалось, – покаялся Ярослав, машинально снова потрогал поджившую ранку и проговорил: – Может, это с моей стороны было своего рода местью Марианне, на знаю.

– За что же, господи, ей было мстить?

– За что? – Лозовский невесело ухмыльнулся. – За волю ее, за несгибаемость, за то, что понять ее было трудно. Почти невозможно ее было понять… Как я ни старался… Напакостив ей таким вот образом, пускай и тайно, где-то в подсознании я, видимо, считал, что одержал над ней победу. Первый раз за столько времени. Идиот!..

– Она никогда не простила бы вам этого, вы понимаете?