Сопротивление и покорность

Я надеюсь, что, несмотря на воздушные трево­ги, вы на Троицу смогли сполна насладиться по­коем и красотой этих по-летнему теплых дней. Постепенно учишься создавать внутри себя ди­станцию по отношению к жизненным угрозам; правда, выражение «создавать дистанцию» содер­жит вообще-то слишком негативный оттенок, оно звучит чересчур формально, искусственно, стоиче­ски, правильнее было бы, наверное, сказать: на эти каждодневные опасности смотришь, как на со­ставную часть всей жизни. Я то и дело наблюдаю здесь, что лишь очень немногие в состоянии со­вмещать в себе одновременно разнородные вещи; во время налета они — воплощенный страх; когда представляется возможность вкусно поесть, они — сама алчность; если какое-нибудь их жела­ние не нашло удовлетворения, они только в отчая­нии; если же что-то им удается, они уже более ни­чего не видят. Они проходят мимо полноты жи­зни, мимо целостности своего собственного суще­ствования; вся объективная и субъективная налич­ность разваливается для них на куски. В противо­положность этому христианство помещает нас в одно и то же время в целый ряд различных изме­рений; мы, если можно так выразиться, вмещаем в себя Бога и весь мир. Мы плачем с плачущими и в то же время ликуем с ликующими; мы трепе­щем (тут меня как раз снова прервала воздушная тревога, а теперь я сижу на улице и греюсь на сол­нце) за нашу жизнь, но вместе с тем мы должны одновременно обдумывать такие вещи, которые для нас куда важнее нашей жизни. Как только нас, например, во время воздушного налета уводит в сторону, противоположную заботам о собствен­ной безопасности,— скажем, выпадает задача рас­пространять вокруг себя спокойствие,— ситуация всецело изменяется; нельзя сказать, что жизнь втискивается тут в одно-единственное измерение, напротив, она остается многомерной и полифо- ничной. Насколько освобождающе действует воз­можность мыслить и в мыслях сохранять много­мерность. Я взял здесь почти что за правило в тех случаях, когда народ дрожит от страха перед на­летом, говорить только о том, что такая воздуш­ная атака для малых городов была бы не в пример опаснее. Нужно вырывать людей из однолинейно­го мышления как бы для «подготовки» или «со­здания почвы» для веры, хотя в действительное! и только сама вера делает возможной жизнь в мно­гомерном пространстве и так позволяет нам, несмотря на авианалеты, отпраздновать и эту Троицу.

Поначалу я был чуть ли не озадачен, а может ^ лть, даже расстроен, не получив в этот раз на 1'роицу ни одного письма. Тогда я сказал себе, что это, пожалуй, добрый знак того, что обо мне не беспокоятся; но ведь в человеке живет какое-то не­истребимое чувство, так что ему как бы даже хо­чется, чтобы другие — хоть капельку — поволно­вались из-за него.

Книга Вайцзеккера о «физической картине ми­ра» меня захватила. Мне еще раз стало абсолют­но ясно, что мы не имеем права использовать Бо­га как аварийный выход для нашего несовершен­ного познания; если в таком случае (что вытекает с объективной необходимостью) границы позна­ния постоянно раздвигаются, то вместе с ними так же постоянно оттесняется и Бог, который, так сказать, пребывает все время в отступлении. На­ша задача — найти Бога в том, что мы познаем, а не в том, что мы не познаем; Бог хочет быть по­стигнутым нами не в нерешенных вопросах, а в решенных. Это справедливо для взаимоотно­шения Бога и научного познания. Но это так­же относится и к общечеловеческим проблемам смерти, страдания и вины. В наши дни со­здалась ситуация, когда и для таких вопросов имеются человеческие ответы, которые могут со­вершенно не учитывать Бога. Люди фактически справляются с этими вопросами без привлечения Бога (и так было во все времена), и просто не со­ответствует истине мнение, что только христиан­ство имело для этого решение. Что касается поня­тия «решение», то напротив, христианские ответы столь же неубедительны (или столь же убедитель­ны), как и остальные решения. Бог и здесь не является аварийным выходом из затруднитель­ных положений; Бог должен познаваться не на пределах наших возможностей, а в гуще жизни; Бог хочет, чтобы Его познавали в жизни, а не то­лько в смерти; в здоровье и силе, а не только в страдании; в делах, а не только в грехе. Основа­ние для этого заключено в откровении Бога в Ии­сусе Христе. Он — средоточие жизни и пришел к нам совсем не для того, чтобы отвечать на нере­шенные вопросы. Если исходить из средоточия жизни, то некоторые вопросы, как и ответы на них, просто отпадают (я имею в виду приговор о друзьях Иова!). В Христе не содержится никаких «христианских проблем». Но довольно об этом; меня как раз прервали.

30.5.44, вечером