Сопротивление и покорность

Начавшееся примерно в XIII веке (не соби­раюсь спорить о времени) движение в сторону че­ловеческой автономии (я подразумеваю под этим открытие законов, по которым мир живет и осо­знает себя в науке, в общественной и политиче­ской жизни, в искусстве, этике, религии) достигло в наше время известной завершенности. Человек во всех важных вопросах научился обходиться соб­ственными силами без привлечения «рабочей ги­потезы о существовании Бога». В вопросах науки, искусства и этики это стало самоочевидным, о чем едва ли кто отважится еще спорить; но вот уже около 100 лет это все в большей степени становит­ся справедливым и для религиозных проблем; оказывается, что все идет своим путем и без «Бо­га», причем ничуть не хуже, чем прежде. Как в области науки, так и в общечеловеческой сфере «Бог» все больше вытесняется из жизни, Он те­ряет почву под собой.

Католические и протестантские историографы сходятся во мнении, что в этом развитии следует видеть великое отпадение от Бога, от Христа, и чем энергичней они привлекают Бога и Христа, противодействуя такому ходу событий, тем в бо­льшей степени само это развитие понимает себя как антихристианское. Мир, осознавший себя и законы своей жизни, настолько уверен в себе, что нам становится не по себе; неправильное раз­витие и неудачи не в состоянии поколебать мир в его представлениях о необходимости пути, по которому он развивается; неудачи и поражения с мужской твердостью принимаются как неизбе­жное зло, и даже такая катастрофа, как эта война, не составляет исключения. Теперь же против этой уверенности в себе выступила в самых различных формах христианская апологетика. Делаются по­пытки доказать ставшему совершеннолетним миру, что он не может жить без опекуна — «Бога». Хотя по всем мирским проблемам и была подпи­сана капитуляция, тем не менее остаются так на­зываемые «последние вопросы» — смерть, вина,— на которые может дать ответ только «Бог» и ради которых необходимы Бог, церковь и священники. Наше существование в известной степени обеспе­чивается этими так называемыми последними че­ловеческими вопросами. Но как быть, если в один прекрасный день они уже перестанут быть «по­следними» или же на них будут получены ответы «без привлечения Бога»? Тут, правда, на помощь приходят секуляризованные преемники христиан­ской теологии — экзистенциальная философия и психотерапия — и доказывают уверенному, до­вольному и счастливому человеку, что в действи­тельности он несчастен и пребывает в отчаянии и просто не желает замечать этого; что он находит­ся в бедственном положении, о котором не по­дозревает и из которого его могли бы вывести то­лько они. Всюду, где налицо здоровье, сила, уве­ренность, простота, они чуют сладкий плод, кото­рый подтачивают или откладывают в него свои тлетворные яйца. Главное для них — повергнуть человека в отчаяние, и тогда победа за ними. Это—секуляризованный методизм. Кого пора­жает он? Кучку интеллектуалов, выродков, во­образивших себя пупом земли, а потому с насла­ждением предающихся самокопанию. Простой человек, повседневная жизнь которого протекает в труде и семейных хлопотах (ну и конечно, раз­влечениях), остается в стороне от этого. У него нет ни времени, ни охоты заниматься своим экзи­стенциальным отчаянием и анализировать свое, пусть и неказистое, счастье в аспекте «нужды», «заботы» и «несчастья».

Нападки христианской апологетики на совер­шеннолетие мира я считаю, во-первых, бессмы­сленными, во-вторых, нечестными, в-третьих, не­христианскими. Бессмысленными — потому что они напоминают мне попытку отбросить ставше­го мужчиной человека на стадию переходного возраста, т.е. навязать ему зависимость от тех вещей, от которых он фактически уже не зависит, ввергнуть его в гущу проблем, которые на деле уже перестали быть для него проблемами. Нечест­ными — потому что здесь стремятся использовать человеческие слабости ради чуждых, принудите­льно навязанных ему целей. Нехристианскими — потому что Христа подменяют определенной сту­пенью религиозности человека, т. е. человеческим законом. Позднее я остановлюсь на этом под­робнее.

Для начала еще несколько слов об историче­ской ситуации. Вопрос формулируется так: Хри­стос и мир, достигший совершеннолетия. Сла­бость либеральной теологии состояла в том, что она предоставила миру право указывать Христу ме­сто в нем; в споре церкви и мира она пошла на по­любовное соглашение (на относительно мягких условиях), диктуемое миром. Сила же ее в том, что она не пыталась обратить историю вспять, а при­няла бой (Трёльч!), пусть и закончившийся пора­жением.