Сопротивление и покорность

Часа в три прибыли на место: Шёнберг под Ди­зелем, симпатичная деревушка в лесу. Выгружа­лись у деревенской школы; арестованные члены семей были уже здесь. Группа «знаменитостей» была размещена на втором этаже в светлом акто­вом зале, окна которого с трех сторон выходили в зеленую долину меж гор. Здесь стояли настоя­щие кровати с лоскутными одеялами. Дверь была заперта, но в зале было тепло и солнечно, и Бон­хёффер долго грелся в лучах солнца у окна, побол­тал с Пюндером, позанимался русским языком с Кокориным, поговорил с ним о сущности хри­стианской веры. Все находились в приподнятом настроении от новых, великолепных условий, слы­шался смех, кто-то торжественно запечатлевал свои имена на стене над койками. Нерешенным оставался только вопрос о питании. В ответ на жа­лобы они услышали объяснение, в котором была доля истины: деревня, дескать, наводнена бежен­цами с востока и запада; грузовика для доставки продуктов питания не найти, а бензина и подавно. Правда, позднее и бензин, и машины нашлись, хотя и для иных целей. В конце концов более сво­бодным членам семей удалось завязать контакт с сердобольными жителями деревни, так что в один прекрасный момент появилась большая миска с дымящимся картофелем в мундире, а на следующий день ели картофельный салат.

Суббота всем принесла радость. Она началась с сюрприза — Бест в своих вещах обнаружил элек­тробритву, и каждый из мужчин получил роскош­ную возможность улучшить свой внешний вид и самочувствие. Разговоры вращались вокруг Москвы, Берлина и Лондона. День был заполнен изучением языков, отдыхом, сидением на солнце и ожиданием какого-нибудь хорошего выхода из этой необыкновенной ситуации. Непривычно про­сторное помещение позволяло совершать настоя­щие прогулки. Все считали, что во всеобщей сума­тохе никто и не подумает о серьезном судебном процессе. Прочные нити связывали представите­лей враждующих сторон, собранных под одной крышей; здесь царили доверие и юмор.

Между тем в каких-то сферах механизм рабо­тал еще точно и даже был в состоянии исправить вкравшиеся счастливые ошибки.

В ту пятницу Пасхальной недели штандартен­фюрер СС и крупный чиновник Вальтер Хуппен- котен возвратился из концлагеря Заксенхаузен в Берлин. Он только что совместно с начальником лагеря приговорил к смертной казни на поспешно проведенном заседании военно-полевого суда ле­жащего на носилках в полубессознательном со­стоянии Ханса фон Донаньи, зятя Дитриха Бон­хёффера. За день до этого в Берлине после совеща­ния у Гитлера был приведен в действие план, со­гласно которому часть именитых заговорщиков должна была быть ликвидирована, часть же от­правлена дальше на юг. Через день после этого Хуппенкотен, снабженный бензином, с чемодана­ми, важной документацией и дневником адмира­ла Канариса снова двинулся на юг. Еще в тот же день он прибыл в концлагерь Флоссенбюрг, что­бы немедленно подготовить общее заседание военно-полевого суда. В качестве председателя 5 апреля был приглашен судья войск СС д-р Отто Торбек из Нюрнберга. Спеша исполнить свою миссию, он добрался воскресным утром на товар­ном поезде до Вайдена, а оставшиеся 20 км с тру­дом преодолел, поднимаясь в гору к Флоссенбюр- гу на велосипеде. В самом концлагере шла про­верка готовности заключительного суда над Ка- нарисом, Остером, Заком, Штрюнком, Гере и Бонхёффером. Однако не все обвиняемые были в наличии. Куда делся Бонхёффер? В ночь на во­скресенье в камерах распахивались двери — нет ли где переведенного из Бухенвальда заключенного Бонхёффера. Дважды тюремщики орали на Шла- брендорфа: «Ведь это вы Бонхёффер!» Йозефа Мюллера и Лидига мучили теми же вопросами. Итак, Бонхёффера в лагере не было. Значит, он остался в транспорте, шедшем на юг. Что делать? В этой организации машины были еще на ходу, бензина достаточно. Времени оставалось еще мно­го— целое воскресенье, за этот срок нужно было сделать два конца — почти 200 км по гористой местности до Шёнберга и назад.

В Шёнберге Белое воскресенье отметили и оби­татели школы. Пюндеру пришло в голову попро­сить Бонхёффера отслужить утреню. Но тот отка­зался. Ведь католиков было большинство. А по­том, тут был молодой русский — Кокорин, с кото­рым Бонхёффер сблизился (они обменялись адре­сами), и Бонхёффер не хотел вынуждать его при­сутствовать на богослужении. Но Кокорин сам за­хотел этого, и вот, идя навстречу общему пожела­нию, Бонхёффер начал службу. Он читал тексты на Белое воскресенье, молитвы и дал собрав­шимся лозунг дня: «Ранами Его мы исцелились» (Ис 53, 5) и «Благословен ьог и итец i иснида на­шего Иисуса Христа, по великому своему мило­сердию возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к надежде живой» (1 Петр 1, 3). Он говорил о мыслях и решениях, родившихся у всех в этом общем беспокойном заключении. После богослужения члены семей собирались переправить Бонхёффера в свой зал, чтобы помо­литься. Но вот распахнулась дверь, и появились двое в штатском: «Заключенный Бонхёффер, на выход с вещами».