Сопротивляйся

– Вызови наверх анестезиолога, – велит на ходу десять минут спустя. – Готовьте к операции. Побыстрее.

После этого все вокруг приходит в легкое движение.

Когда санитарки вывозят Руслана на каталке, Миша спрыгивает с дивана.

– Папа… – семенит он туда.

Я вижу, как из-за спины женщины появляется здоровая рука Руслана и треплет Мишанины волосы. Слышу тихий хриплый голос и прячусь в угол, чтобы меня не было видно.

Кажется, мой аффект постепенно уходит, а с ним приходит понимание, что делать здесь мне больше нечего.

Надеюсь, от боли у него случится приступ амнезии, и он забудет о том, что я была здесь, а если нет, это не важно.

Он восстановится, и его жизнь вернется на круги своя, и он забудет о том, что я вообще существую, как делал миллион раз.

Когда моего бывшего мужа увозят по коридору, я прошу медсестру выделить ему отдельную палату, но это не просьба, а ультиматум. Я угрожаю связями, и это работает. Отдельная палата у них есть, и, уходя из нее, я вешаю в шкаф его куртку, которую мне передали черт знает откуда. Найденный в кармане куртки телефон я выкладываю на прикроватную тумбочку. Туда же кладу ключи от квартиры.

А потом делаю то, о чем меня просили.

Вместе с сыном покидаю отделение.

Глава 18

Руслан

Наши дни

– Сейчас измерим температуру, и я вас оставлю в покое, – с легкой суетой медсестра передает мне градусник.

Мой рабочий телефон звонит без перерыва. В итоге просто бросаю его на тумбочку, чтобы взять паузу.

Понедельник – исторически загруженный день в моем рабочем трафике, но ощущение такое, будто находясь на больничной койке, я работаю плотнее, чем в администрации.

– Доктор зайдет через часик, – говорит женщина, собирая свои инструменты на лоток. – Подколоть обезболивающего?

– Не надо.

– Если что, зовите.

Киваю, водя пальцем по тачпаду ноутбука. Изучаю планы повесток сегодняшних комитетов, решая, к какому из них удаленно присоединиться.

Медсестра бесшумно выходит из палаты, оставляя меня одного.

Сбросив с кровати ногу, съезжаю на подушке и ставлю ноутбук на живот.

В горле немного сухо. Мне нужно пить больше жидкости, но я нихрена не дисциплинированный.

С тех пор, как два дня назад я пришел в себя на этой койке, вокруг все перемещаются достаточно бесшумно.

Я отдыхаю на больничной койке впервые в жизни. Я на пятьдесят процентов не помню, как вообще сюда попал, так херово мне не было никогда. Осложнение в результате воспаления участка ткани, фрагмент которой был удален. Это самое неудачное падение в моей жизни.

Когда пришел в себя и смог самостоятельно отлить, первым делом вызвал главного, чтобы как минимум поздороваться, а как максимум воспользоваться своим административным ресурсом. Главврач был готов к встрече и заверил, что сдохнуть под носом у дежурных врачей мне бы не дали. Просто произошла путаница, в которой еще предстоит разобраться.

Врачи здесь отличные, с этим я не спорю. Персонал тоже профессиональный, и я надеюсь, что сдохнуть мне действительно не дали бы.

Дверь опять открывается, запуская в палату Мишаню. Сын уверенно топает ко мне, его комбез шуршит, в руке маленький черный пакет.

– Привет, пап, – объявляет сын.

Подняв глаза, смотрю на дверь за его спиной.

Секунда, и в проеме возникает Саня Романов. Проходит внутрь, закрывая за собой дверь, и от этого его действия мое нутро ошпаривает разочарованием.

Два дня.

Два дня я жду, что она придет, но она передает Мишаню своему брату, самоустранившись от любых наших контактов, и я вдруг понял, что такое положение вещей меня не устраивает.

Я хочу ее увидеть.

Понимаю и принимаю этот факт, испытывая внутреннее волнение, которое, был уверен, уже просто неспособен сгенерировать.

Я ошибался.

Я все еще могу испытывать волнение, почти как пацан, представляя, что в дверь моей больничной палаты войдет бывшая жена.

Сейчас я не рассматриваю такого формата нашего общения, которого мы придерживались последние полгода. Внезапно он перестал меня устраивать.

Я не до конца понимаю, что собираюсь творить. Собираюсь ли со всего маха шагнуть в находящуюся под напряжением стену, чтобы током мне выбило все пробки, или предпочту воспользоваться своим инстинктом самосохранения, как человек с мозгом и мышечной памятью.

– У тебя борода, – Мишаня кладет на край моего матраса свой пакет и начинает извлекать оттуда гостинцы.

У моего сына очень четкое понимание того, что нужно делать, когда твой близкий болеет.

– Я сегодня не съел свой банан. Отставил его тебе. Вот… – выкладывает на матрас банан. – И мой йогурт тоже. И я купил тебе жвачки…

Глядя на то, как его крошечная рука опять ныряет в пакет, очень старательно прячу улыбку и замечаю, что Романов занят тем же самым: уперев в бока руки, сверху вниз наблюдает за моим сыном с веселой дурковатой заинтересованностью.

– Иди сюда… – убираю в сторону ноутбук.

Протянув руку, маню Мишаню пальцами. Когда оказывается рядом, накрываю ладонью щуплую шею под воротником комбинезона и прижимаю к себе. Чмокнув черноволосую макушку, говорю:

– Спасибо.

Сын хихикает и выворачивается, а я ослеплен пониманием, что важнее его в моей жизни ничего нет.